— Что, не видно? Да, за ними трудно уследить, но придётся, придётся! А давай-ка сделаем так… — Она достала прямо из кармана куртки пару кусков мяса, пронзительно свистнула и швырнула их в загон. Драконята, жемчужно-белые и угольно-чёрные, ярко-алые и малахитово-зелёные, оранжево-золотые и серебристо-синие, брызнули со всех сторон и закипели вокруг угощения.
— Вон шведский короткорылый, вон пара антиподов, китайский лесной, опять китайский, только поющий, огненный шар и там ещё один, видишь? — Нэнс вдохновенно тыкала пальцем в каждого. — Всякие есть! — с нескрываемой гордостью резюмировала она. — Но тебе, наверное, интересно, почему нет норвежских горбатых?
«Ну очень интересно», — подумал Драко, а его уже тащили к углу загона, который был отгорожен. Там крутились двое тёмно-серых драконят. При виде людей они выпрямились, задрали рогатые головёнки и, зашипев, выплюнули по стрелке жёлтого пламени.
— Ишь, раскрылились! Что, обидно вам? — Нэнс опять залезла в карман. — Ладно уж, держите.
И пока они рвали и отнимали друг у друга мясо, стала рассказывать:
— Как ты знаешь, способность к огнедыханию формируется на третьем-четвёртом месяце жизни. Именно поэтому молодняк держим в разных загонах. Здесь совсем маленькие, от нуля до трёх месяцев. Норвежские горбатые уже вылупляются огнедышащими, но засунуть таких мелких к более взрослым мы не можем. Да они ещё и задиристые — жуть! Не говоря уже о том, что ядовитые. Так что сидят отдельно, хотя по-одному всё равно не держим — стараемся приучить, чтобы хоть своих не трогали, чтобы привыкали. Ну, получается, конечно, не всегда. — Нэнс задумчиво наблюдала, как один из драконят отгоняет другого и торопливо заглатывает остатки мяса. — Норвежский горбатый — очень проблемная порода, что и говорить…
Драко в её лекции заинтересовало лишь одно.
— Ты говоришь, есть ещё один загон?
— Да, для тех, кто постарше. Во-о-он там. — Нэнс махнула рукой. — Но не волнуйся, детёнышей сейчас всего двадцать три, тринадцать в этом загоне и десять в другом. Совсем немного.
— По-моему, достаточно…
— Ай, ладно! Обычно их около тридцати, и никто не жалуется. А самое большое было, помню, сорок четыре. Но тогда я, правда, намучилась — страшно вспомнить.
Бросив последний взгляд на облизывающихся драконят, Нэнс повернулась и бодро зашагала к зданию. Драко поплёлся следом.
— Так, это лаборатория. — Нэнс широким жестом обвела помещение с большими, в полстены, окнами, длинным столом, погребённым под котелками, колбами и неизвестными инструментами. — Тут обычно работаю я, но если захочешь что проверить, смело пользуйся.
— Ага, — буркнул Драко, рассматривая ближайший поднос. Куски яичной скорлупы — как захватывающе.
— Яйцехранилище!
Нэнс поманила его в скудно освещённое прохладное помещение. Драко замер на пороге. Хранилище впечатляло: высокие стеллажи были забиты сотнями яиц, и солнце, пробивавшееся сквозь вентиляционные окна, полосатило разноцветные округлые бока. Он подошёл ближе. Полки были выстелены сухими листьями, ветошью, кое-где — посыпаны песком и даже мелкой каменной крошкой.
— Я, конечно, не сторонник всех этих теорий натурности, да они пока и не доказаны, но почему бы не попробовать? — сочла нужным пояснить Нэнс. — Вдруг и правда подложка влияет на качество яйца. Кстати, — она замялась, — ты сюда не ходи без нужды, ладно? А то на хранилище наложены очень мощные чары. Чарли специально своего брата приглашал, высокого такого, красивого. Биллом звать, вот. Снимать его чары умеем только мы с Чарли, а я иной раз забываю — как бы тебя заклятьем не шарахнуло.
Драко ещё раз посмотрел на уходящие в темноту стеллажи и кивнул.
— Здесь кладовка, ничего особенного… — Они пошли дальше, по длинному коридору, вниз по лестнице. Дверь подвала была тяжёлая и гладкая, будто облитая — огнеупорная, понял Драко.
— Инкубатор! — объявила Нэнс.
В первый момент Драко подумал, что угодил в преисподнюю. Повсюду полыхал огонь — камины, очаги, устроенные прямо в земляном полу, и какие-то странные каменные пирамиды, объятые густым багровым пламенем.
— А ты как думал? — Нэнс надвинула капюшон. — Такие у огнедышащих гнёзда. Скорлупа яиц толстая, не прожжёшь, но вот холод для них губителен. Меньше восьмидесяти по Фаренгейту — и всё, пропало яйцо. — Она подтащила его ближе к «пирамиде», и Драко, вцепившись в её ладонь, заметил мерцающие в воздухе призрачные цифры — температурные показатели. — Такие строят самки горных пород. Они ведь обычно гнездятся высоко, в холодной зоне, а тут дохнула огнём, раскалила камни — и лети себе, охоться. Частое снижение температуры до девяноста и ниже гарантирует самочку, поэтому самцы, чтобы избежать конкуренции, специально охлаждают гнёзда, чем иногда губят всю кладку. То есть охлаждали и губили, сейчас-то их, конечно, в дикой природе почти нет.
Драко, не выдержав, перебил её жалобным стоном: жара была и вправду адская, всё пылало, трещало и плавилось, даже сам воздух. Нэнс, усмехаясь, быстро поводила над гнездом палочкой и кивнула: идём.
— И как вы это выдерживаете? — выдохнул Драко за дверью.