Дракоморте (СИ)

Найло наконец привёл в порядок свою одежду, но забыл, что нужно удерживать лицо в неподвижности, и теперь по нему рябью бежало всё то, чего он не хотел показывать Илидору: ярость исказила рот, тут же перетекла в раздражённый оскал, досада стёрла раздражение, на миг сморщила лицо Найло печёным яблоком и… дракону показалось, что последним выражением была боль, она плеснула в одних только глазах Йеруша — такая острая, глубокая, пекучая, неизбежная боль, какая бывает, если оторвать от раны присохшую к ней ткань. В первые мгновения от такой боли хочется выть, а потом хочется выть ещё сильнее, и рана долго жжётся, пульсирует, кровит.

— Ты всё же подумай, — сухо проговорил Найло, — вдруг тебе тоже пригодится такая волшебная живая водичка. Ты всё-таки не бессмертный. А другие ещё больше не бессмертные. А? — вдруг гаркнул эльф, надломился в поясе, вцепился своими глазищами в лицо Илидора, и золотой дракон едва не отшатнулся. — Вдруг это важно? Будь у тебя такая водичка! Может, вокруг тебя пореже умирали бы другие! Как думаешь?

Найло будто влепил дракону затрещину гномским молотом, и голова дракона раскололась от этой затрещины.

— Может, ты сумел бы кого-нибудь спасти?! — эльф обходил Илидора по кругу, и Илидор вынужден был поворачиваться за ним, едва сдерживаясь, чтобы не выставить перед собой ладони, не сделать шаг назад. — Или ты не думал об этом? Или ты просто скачешь по жизни, пока вокруг тебя умирают другие? Ведь ты будешь жить долго! Почти вечно! Какое тебе дело до тех, кому отмерены жалкие десятки лет? Ну умрут они немного раньше! Да? Да?! Или тебе есть дело хоть до кого-нибудь из тех, кто умирает вокруг тебя? Или ты хотел бы кого-нибудь из них спасти, тупоголовый идиотский дракон? А?! Спасти! Хоть кого-нибудь! Кроме себя!

В ушах у Илидора звенело, колени дрожали, Йеруш расплывался перед глазами. Вместо Йеруша вокруг дракона прорастала-клубилась бледно-розовая дымка. В дымке медленно проявлялись туманные тени.

Снова.

Векописица Иган, кругленькая и неловкая, карабкалась на уступ, и под её ногами осыпались мелкие камушки.

Безымянный гном катился по крутому пригорку прямо в стрекучую лозу, и тугие неразрывные жгутики тащили его в нагретую лавой почву.

Эфирная драконица Балита танцевала в небе над холмами Айялы.

«Но я же пытался спасти её! Я пытался спасти их всех! Я только и делал, что…»

Одна тень прорастала из другой, неотвратимо и неостановимо. Золотой дракон узнавал не всех.

Холмы неподалёку от Декстрина, деревянные домики и флюгеры, пронзающие небо — и рвущийся в небо дракон, который через мгновение станет человеком, а ведь люди не умеют летать.

Город падающего пепла в подземьях и полтора десятка гномов, растворяющихся в пепле.

«Но я же спас кого-то, помимо себя!» — хотел закричать Илидор, но, как обычно, не смог издать ни звука: его губы сковал пепел, падающий с непроглядно-чёрного потолка пещеры.

Гигантский хробоид с торчащим в глотке мечом падает на гнома и перешибает ему хребет.

…Когда розовая дымка наконец рассеялась перед глазами Илидора, дракона колотил озноб, к горлу подкатывала тошнота, ему почти безудержно хотелось разораться — просто так, ни на кого, на мироздание. На идиотское чувство безысходности, которым притрушены все эти случайности, предопределённости, чужая дурь и собственная тоже, на чувство вины, которое неизменно остаётся вместе с тем, кто выжил — просто потому, что выжил именно он.

Слова-затрещина Йеруша были слишком неожиданными, слишком обидными и несправедливыми, и всего этого «слишком» было так много, что Илидор даже не понимал, какими словами можно ответить на этот гнусный выпад Йеруша Найло, возможно ли вообще на такое ответить словами, имеют ли они хоть какой-то вес перед вечностью, перед чувством вины и тенями, которые прорастают из розовой дымки.

Снова.

А ведь Илидор так надеялся, что в лесу тени перестанут его преследовать! Когда золотой дракон улетал от отца-Такарона, сердце его щемило печалью расставания, но была и радость, и облегчение от того, что место, где всё случилось, остаётся позади. А впереди были новые места, новые приключения и наверняка головокружительные опасности, и от ожидания новых опасностей у дракона захватывало дух, и тогда он чувствовал себя очень-очень живым — не просто выжившим, а ещё и живым, полным силы, способным на любое свершение, имеющим право дышать, имеющим право быть — и быть собой.

Меньше всего Илидор ожидал, что первым делом на новом месте Йеруш Найло потревожит своим голосом этот долбаный бледно-розовый туман и пепел, запечатывающий уста, и тени, которые прорастают из тумана и растворяются в пепле.

Теперь Илидор не мог найти слов даже для того, чтобы обругать Йеруша Найло. А Йеруш Найло стоял перед драконом, пылал глазами и ждал его ответа, крепко стискивая пальцы.

— Не может быть на свете ничего подобного, — едва не захлёбываясь от ярости, проговорил Илидор, и голос его гудел, как низкий гонг. — Ты, Найло, быть может, лучше всех на свете разбираешься в воде, но ты нихрена не понимаешь в магии. Не может быть такой воды! Не может! Понятно тебе?