Дракоморте (СИ)

— То, может, было знамение, — подбодрила она. — Так ты расскажи, расскажи!

— Н-ну-у, — он опустил свои дивные глаза, не иначе как пожелав получше рассмотреть колени Рохильды. — Я не знаю о знамениях. Я сам не из предлесий, просто мимо проходил, и тамошние жители мне ничего не говорили про знамения, — и, словно осенённый какой-то идеей, чужак снова поднял взгляд на жрицу — золотые глаза его, кажется, засияли ещё ярче, смотреть в них стало почти так же больно, как на отца-солнце или на то огромное знамение, что парило в небе четыре дня назад. — По-моему, жители предлесья — вообще не очень дружелюбные, с пришлыми людьми слова лишнего не скажут. Не то что жрецы Храма Солнца, все такие открытые и сердечные…

Рохильда захохотала, откинувшись плечами назад, а её живот ринулся вперёд, и чужак отступил на полшага. Две короткие полы его дурацкого плаща при этом дрогнули и хлопнули, как хлопают на ветру, расправляясь, паруса, но жрица этого не заметила.

— Это верно, что мы сердечные, — насмеявшись, согласилась Рохильда и отёрла рот предплечьем. На голубой ткани рукава осталась длинная влажная полоса. — Ну, чего ж поделать, не знаешь новостей с предлесья — сталбыть, не знаешь.

Чужак сложил руки на груди.

— Йеруш Найло, — проговорил он, и голос его прозвучал ниже, глубже, отрывистее, чем прежде.

Рохильде вмиг расхотелось улыбаться, шутить и даже рассказывать гостю про очищающее солнечное пламя — это было очень странно для бой-жрицы, поскольку со дня соединения Рохильды с Храмом от неё ещё никто не ушёл, не обогатившись знанием про величие отца-солнца. Однако мысль поделиться этой информацией со стоящим перед ней человеком вдруг показалась Рохильде совершенно лишней. Хотя и сказано в Постулате: «Во всякое время, во всякой земеце хваление солнца бывает уместным», но сейчас такое хваление увиделось Рохильде зряшным, просто до крайности зряшным и притом довольно глупым.

Прямой взгляд и жёсткий тон чужака её смутили и… ну не то чтобы испугали, конечно, но навели на мысль, что этот золотоглазый прекрасный незнакомец — совсем не из тех людей, с кем Рохильда хотела бы поссориться. И, возможно, Рохильда даже не очень хотела бы, чтоб такой человек её запомнил.

И бой-жрица обстоятельно, подробно, но без единого лишнего словечка объяснила, как найти сейчашнее обиталище Йеруша Найло. Рохильде настолько хотелось дать незнакомцу лишь ответ на его вопрос и ничего сверх этого, что она даже забыла спросить, понимает ли он, на что идёт, заходя под кроны старолесских деревьев. Не путает ли он Старый Лес с каким-нибудь обычным лесом.

Когда чужак, бодро поблагодарив, отправился по указанной Рохильдой тропе, жрица запоздало подумала: а вдруг не стоило выдавать ему место обитания Йеруша Найло? Вдруг тот вовсе даже не обрадуется встрече?

***

Когда-то давно, в бесконечно далёком детстве, Йеруш обожал поспать подольше. Проснуться ближе к полудню, когда солнце хорошо прогреет воздух, а тени сделаются короткими. Поваляться в постели, понемногу впуская в себя долгий-долгий, уже прочно наступивший, устоявшийся день, который будет длиться, длиться и длиться до глубокой ночи, когда заснут все остальные, а с Йерушем Найло останутся только тишина, звёзды и любимые книги.

В годы учёбы в Университете Ортагеная Йеруш обнаружил, что куда полезней просыпаться пораньше, пока другие студенты ещё спят, а значит — молчат, не шевелятся и не путаются под ногами, не разбирают в библиотеке нужные книги, не занимают его любимые скамейки в коридорных нишах под лампами, не организуют толкотни, не оглашают воплями университетские лужайки, не хохочут и не визжат над ухом. Не двигаются. Молчат. В те годы время восхода солнца было лучшим другом Йеруша Найло, хотя он немного грустил оттого, что ложиться приходится рано, а потому из его жизни пропала волнующая бесконечность ночной тишины.

После учёбы Йеруш почти перестал спать вовсе: слишком много хотелось сделать, слишком много успеть, и он обнаружил, что как ни старайся впихнуть в один день побольше важных задач — день всё равно кончается раньше работы, а за ним так же стремительно пролетает ещё один день и ещё, они складываются в месяцы и годы, а годов-то этих Йерушу Найло, как и всякому обычному смертному, отмеряно не то чтобы много. Жгучее и невыполнимое желание успевать всё подбрасывало Йеруша с постели в предрассветности и не давало уснуть до ночи, когда звёзды уже вовсю барахтались в прохладе сиренево-чёрного неба. Подобный режим в сочетании с постоянным нервным возбуждением превратили изначально подвижного и тонкокостного эльфа в почти бесплотное, нервическое, непредсказуемое создание, движимое, однако, неугасимым внутренним пламенем, которое каким-то образом поддерживало функциональность крепость его тела, ясность мыслей и удивительную способность полностью властвовать над тем хаосом, который Йеруш создавал внутри и вокруг себя.