Второй рюкзак Йеруша — большущий, размером едва ли не с пол-Йеруша. Там хранятся разобранные распорки, запас всевозможной посуды, банки, пузырьки и пакетики, обилию и разнообразию которых позавидовал бы, пожалуй, какой-нибудь аптекарь — с той лишь оговоркой, что среди пузырьков Найло не было никаких лечебных составов. В том же рюкзаке ездили запасы писчей бумаги, дорожные пузырьки-непроливайки с чернилами, перья, тряпочки для их чистки и ножички для заточки, а также грифельные карандаши, мелки, мотки верёвки, разноразмерные складные ножи и пара ножниц, одни маленькие и одни здоровенные. Запас одежды на всякие случаи жизни и кое-какая обувь, гребень, зубные палочки, жевательная смола из Чекуана — от головной боли, миска, тонкое одеяло, ложка, чашка, мягкие выстиранные тряпочки, горикамень, толчёный уголь для очистки воды, несколько плотно свёрнутых котомок, соль и прочие необходимые в разъездах вещи. Этот рюкзак был сделан из толстой кожи, снабжён укреплёнными лямками на скобах, и нести его самостоятельно Йеруш мог разве что в дни особого прилива сил, да и то медленно и недалеко.
Едва Йеруш закрепил последнюю пробирку в штативе, как на поляну притрусил посланный Юльдрой жречонок — Юльдра интересовался, не надо ли чего почтенному учёному, потребуется ли ему помощь при сборах в дорогу и желает ли он посетить малое торговище, которое ожидается сегодня после завтрака, когда на вырубку заявятся местные люди из юго-западных селений и котули из юго-восточного прайда.
Почтенный учёный весьма оживился, выдал жречонку список реактивов, которые он желает получить (всякие мелочи вроде особых камешков и сока некоторых растений — то, что могут принести из леса собиратели еды… а что ещё возьмёшь со жрецов?) и выразил решительнейшее желание посетить малое торговище всенепременно и в числе первых. А также строго заявил, что свои вещи уложит сам и оторвёт руки всякому, кто пожелает оказать ему помощь. И велел жречонку передать Юльдре: когда Храм остановится в юго-восточном прайде котулей, почтенный учёный Йеруш Найло горячо возжелает, чтобы кто-нибудь поводил по тамошним водным источникам.
Последние слова Йеруша заглушил треск кряжичей — он пришёл из леса за северо-восточным краем вырубки и докатился аж до самого синего озера. В треск вплетались чьи-то истошные вопли и басовитое мяуканье, в котором было нечто, явно указывающее: мяуканье издаёт не горло зверя.
Жречонок и Найло посмотрели друг на друга, Найло выругался, а жречонок вспыхнул бешеным ужасом в глазах, скороговоркой убедил Йеруша, что всё понял, и принялся отступать к озеру, испуганно глядя на трещащие кряжичи и пытаясь держаться так, чтобы Йеруш находился между ним и кряжичами. Получалось это так себе, поскольку деревья были повсюду. Судя по раздающимся с вырубки людским возгласам, мужчины-жрецы торопились на скрежет и мявы, а женщины — напротив, подальше от мявов, в сторону Йерушевой поляны с синим озером. Найло нырнул в палатку, сунул свои драгоценные записи в рюкзак, на ходу закинул рюкзак на плечи — и тоже рванул на звуки.
Он почему-то был уверен, что трески, взмявы и вопли как-то связаны с Илидором.
***
Когда Найло примчался наконец к тому месту, где трещали и орали, он весь взмок, задыхался, шипел и из последних сил ругался на дурацкого дракона, которого унесло так далеко в этот совсем не безопасный лес. С трудом протолкавшись через полукольцо жрецов, Йеруш узрел невероятное.
Илидор, сердито скаля зубы на жрецов и подрагивая крыльями, прижимает к земле какое-то существо, наступив коленом ему между лопаток. Лицо дракона в крови, на щеке словно выкушен кусочек кожи, рубашка — в кусках коры и опилок, волосы спутаны, в них болтается что-то вроде дохлого слизня размером с ладонь, золото в глазах пульсирует, отсвет падает на щёки. Существо, которое Илидор прижимает к земле, одето в синюю рубашку и короткие штаны, торс и руки у него человеческие, но из штанов торчит длинный кошачий хвост, спазматически дрожащий, задние ноги — не ноги, а кошачьи лапы, серошерстяные, крепко впившиеся в землю мощными когтями. На голове вместо волос — дымчато-серая шерсть, из неё торчат крупные кошачьи уши. Лица не видно. Плечи тяжело вздымаются — трудно дышать, когда в твою спину упирается колено сердитого дракона.
Жрецы солнца стоят перед Илидором полукругом. С восторгом и ужасом переглядываются жречата. Взрослые жрецы и немногочисленные жрицы молчат, выражение лиц у них очень схожее и притом совершенно непередаваемое. Трое местных жрецов, молодые, взъерошенные, очень нелепые в голубых мантиях, глядят на придавленное Илидором существо с нескрываемым злорадством.