Дракон

Повернувшись, Ревик постарался сохранять нейтральное выражение, увидев, кто именно составлял небольшую группу. В особенности ему пришлось сдержать желание нахмуриться, когда он увидел, что между Уте и Хило вальяжно шла Рейвен. Её накрашенные красной помадой губы уже растянулись в улыбке, когда она выразительно посмотрела вниз по его телу.

В те же несколько секунд её шаги изменились, бёдра стали нарочито покачиваться, пока она ступала в чёрных туфлях на десятисантиметровых каблуках. Она слегка выгнула спину, чтобы выпятить грудь. Платье с запахом, которое она носила, имело V-образный вырез, открывавшийся до самой грудной клетки. С таким же успехом он мог обнажить её до пупка или вообще отсутствовать, учитывая то, как мало скрывала полупрозрачная ткань. Это была ужасная пародия на платье ханьфу — яркая, бирюзово-голубая ткань под цвет её глаз, подвязанная чёрным пояском Лао Ху на тонкой талии.

Разрезы поднимались с обеих сторон по бёдрам почти до талии Рейвен, и Ревик был практически уверен, что в традиционных покроях такой детали не было.

Она выглядела как дорогая недобровольная.

Если так подумать, она наверняка позаимствовала одежду из арсенала наложниц, учитывая, что ткань притягивала его свет даже с расстояния пяти метров.

Сегодня он совершенно не в настроении для такого дерьма.

— Ну? — жестко потребовал он.

Он адресовал вопрос Уте, полностью игнорируя Рейвен и глазами, и светом.

— Что ну, Прославленный Меч? — спросила Уте скучающим тоном.

Женщина-разведчица явно просчитала свой тон, чтобы действовать ему на нервы.

— Где они? — спросил он, не опуская взгляда. — Ригор. Тэн. Вторая половина моих бл*дских армейских сил, которую они забрали с собой. Мне сообщат об их местоположении?

Уте щелкнула языком с притворным утомлением, глянув на Хило. Мужчина-видящий сохранял нейтральное как у разведчика лицо, но его тёмно-серые глаза смотрели резче.

Уте повернулась лицом к Ревику.

— Нет, — прямо сказала она.

Она выполнила глубокий поклон — настолько глубокий, что он никак не мог быть искренним — и склонила голову в небрежном извинении видящих.

— Мне очень, очень жаль, мой самый могущественный брат, — сказала она преувеличенно вежливым тоном. — Я спросила об этом для тебя, как ты и просил, чтобы узнать ответ относительно загадочного исчезновения твоих офицеров. Мне сказали, что нынешние задачи Ригора и Тэна сообщаются лишь тем, кому это абсолютно необходимо знать. Поскольку эта задача в данный момент не является информацией, которой тебе нужно обладать, О Прославленный Меч, мой запрос поделиться сведениями с тобой был отклонён.

Лёгкая улыбка заиграла на её губах, когда она снова поклонилась и показала преувеличенно вежливую версию знака Меча.

— Мы можем как-то компенсировать тебе эту несправедливость, брат? — сказала Уте всё таким же насмешливо вежливым голосом. — …Может, что-то выпить? Может, женщину, чтобы ублажила тебя? На территории наложниц должна ещё остаться одна-две, которых ты до сих по не удостоил этой чести?

Посмотрев на этих троих, Ревик почувствовал, как в его груди нарастает интенсивный жар.

У него не было спокойствия, чтобы иметь дело с этим сегодня.

Он это знал. По той же причине ему нужно покончить с этой беседой (или что это такое, чёрт возьми) как можно быстрее.

И всё же его мозг не полностью отключился. Он чувствовал за этим Менлима, и не только в откровенном отказе делиться базовой информацией, которая нужна ему для выполнения его чёртовой работы. Несмотря на этот прессинг, он чувствовал там психологический компонент, попытку взять его измором, тыча его носом в собственную беспомощность.

Что ещё хуже, он чувствовал, что это работает.

Они брали его измором.

В некоторые дни это казалось медленным: постепенно отщепление того, кем он был, маленькими кусочками, которые он замечал, лишь оглядываясь назад. Даже непоследовательность подхода казалось просчитанной — колебания между лестью и услужливостью, почитанием и незаметными попытками выбить его из колеи.

Не говоря уж о нескончаемом потоке алкоголя и секса, поскольку конструкция явно чувствовала, что это ломает его более глубокими и коварными путями.

Они также использовали более подпольные махинации. Они давали ему положительные моменты с иллюзией, будто он на что-то влияет, даже если он просто предотвратил убийство ещё одного ребенка-видящего или человека. Они давали ему задачи, которые почти казались настоящими, которые действительно могли повлиять на некоторых людей, живущих здесь в оккупации.

А потом бывали такие вещи.

Откровенные попытки спровоцировать его. Открытые проявления презрения и неуважения. Повторяющиеся попытки поставить его на место, разозлить до потери контроля.

Он невольно замечал, что обычно для таких разных подходов к его свету и разуму выбиралось идеальное время.

Он чувствовал ниточки, за которые дергал его бывший опекун.