Он ухватился за подиум со сканером ладони, подавляя панику, которая накатывала на него.
Он обернулся на разумный лифт, пытаясь решить, стоит ли попытаться пробиться обратно внутрь, убедить существо поднять его на поверхность.
Но он уже знал, что лифт этого не сделает. Та штука подчинялась не ему.
Здесь ничто ему не подчинялось и вряд ли подчинится.
В любом случае, прошло слишком много времени. Слишком много времени, бл*дь.
Ревик напрягся, стискивая подиум до побеления костяшек пальцев.
Несколько секунд он не мог дышать.
Слова сбили его с толку.
Сам голос сбивал его с толку.
Мелодичный. Вежливый.
Это не та машина, которую помнил Ревик, но судя по словам, он вынужден был полагать, что именно она к нему обращается. Он не помнил, чтобы раньше слышал, как она говорит с ним. Возможно, здесь, за пределами маленькой комнатки, это было проще.
Возможно, здесь она знала, как с ним взаимодействовать. Знала протоколы.
Ревик нахмурился, глядя на тела на полу.
Он посмотрел на дерьмо (очень похожее на дерьмо видящего или человека), лежавшее на голом животе одного из тел, и внезапно ощутил проблеск сомнения.
Ревик прочистил горло. Его сердцебиение оставалось громким, натужным.
Сердце Ревика совершило кульбит.
Ревик умолк.
Эта штука сформулировала последнее предложение как утверждение, но Ревику это показалось скорее вопросом. Он обдумывал его слова, пытаясь решить, что сказать. Существовал ли верный ответ? Эта штука привела его сюда потому, что ей было скучно? Любопытно? Одиноко?
Может, оно правда не знало, зачем он здесь.
Может, оно не знало, что он намеревался сделать с реактором.
Голос пробормотал потише:
Ревик постарался опустошить свой разум.
Ревик нахмурился, подавляя непонимание.
Элли. Почему оно говорило об Элли?
Тот страх, дрожавший в его свете, усилился.
Всюду вокруг него Ревик ощущал отголоски того, что помнил. Конечно, это не было таким сильным, как в тёмно-зелёной комнате с чужеродной жизнью, которая захотела разобрать его на кусочки как лабораторное животное, стоило ему вторгнуться в его логово… но это было безошибочно узнаваемым.
То сознание змеилось вокруг него с резонансом, который заставлял стискивать зубы, поднимал дыбом волоски на его шее сзади. Это вызывало то же ощущение, которое он запомнил — как у газели, которая придавлена к земле выпущенными когтями льва.
Он острее осознавал тот животный страх, чужеродность, касание света и разума. Он осознавал различия между этой штукой и ним самим.
И всё же было что-то. Что-то…
Что ему понадобилось от Элли?