– За руку? – снова переспросила женщина.
– Протез, – коротко сообщил Влад, поднимая левую руку.
– А еще его к куратору вызывали, – добавила несносная девчонка, по ходу дела засовывая нос в одну из кастрюль, стоявших на кирпичной печке.
– Еще интереснее, – проворчала Дженни, удивленно оглядываясь на внучку.
– Ты следила за мной? – мрачно спросил Влад.
– Привыкай. Поселки у нас маленькие и все про всех всё знают. Так что учти на будущее, – лукаво усмехнулась женщина.
– Вот только сплетен глупых мне и не хватало, – буркнул Влад, судорожно прикидывая, что делать дальше.
– Ладно, парень. Проходи, устраивайся. Посмотрим, что ты за зверь такой, – широко улыбнувшись, пригласила Дженни.
Отведенная ему комната больше всего напоминала келью, но для привыкшего к спартанским условиям разведчика и это было роскошью. Переодевшись в единственную имевшуюся у него гражданскую одежду, джинсы и свитер, он сунул баул под кровать и, отдышавшись, вышел в общую комнату. Осторожно присев на край широкой лавки, он осмотрелся и, помолчав, спросил:
– Дженни, а чем тут вообще люди занимаются? Ну, про охоту и рыбалку я знаю. А что еще?
– Да у кого к чему руки лежат, тот тем и занимается, – пожала плечами женщина. – У нас тут любая профессия в цене. В факториях из качественного только боеприпасы к охотничьему оружию да бисер. А на все остальное смотреть противно, словно не людям, а на помойку привозят. Вот ты что лучше всего умеешь?
– Выживать, – не задумываясь ответил Влад.
– А что еще? – спросила женщина, переварив его ответ.
– Владею любым оружием, говорю на девяти языках обитателей пограничных планет, умею прятаться на ровном месте, в засаде часами сидеть, водить все, что движется. Вроде все.
– А увлечения у тебя есть? Ну, что-то такое, чтобы для души?
– Это в смысле хобби? Нет. Не до того было. Я даже семью завести не успел, – грустно улыбнулся Влад. – С корабля на корабль. Из перелета в перелет. Какие уж тут увлечения?
– Да уж. При такой жизни… – задумчиво протянула Дженни. – Ну да ладно. Придет время, разберемся. Лучше скажи, чем это тебя так разукрасило?
Отлично зная, какое впечатление на людей производят его шрамы на лице и голове, Влад давно уже ожидал этого вопроса. Вздохнув, он привычным жестом поправил волосы, прикрывая шрамы над ухом, и, помолчав, ответил:
– Нас на новую планету высадили. Оказалось, там кислородная атмосфера, и даже существует жизнь. Вот одна из этих форм жизни и решила меня на вкус попробовать.
– А скафандры? Оружие? Вас что, голыми туда высаживали? – растерялась Дженни.
– У этих тварей шкура крепче листа легированной стали оказалась. В общем, пока парни разобрались, чем и куда стрелять, оно меня как следует пожевать успело. Потом почти месяц в реанимационном танке, куча операций по вживлению утерянных органов, а потом снова в поиск.
– Так это получается, что вас лечат только для того, чтобы потом снова убить? – охнула Санни, слушавшая его с раскрытым ртом.
– Разведчик живет только для того, чтобы однажды охнуть твою мать, – ответил Влад старой поговоркой их подразделения.
– И что потом? – продолжала допытываться Санни.
– Не бывает никакого потом, – вздохнул Влад. – Эта фраза означает, что разведчика больше нет. Все, что мы видим, снимается на личную камеру и передается в режиме реального времени на десантный челнок. Так что в гибели группы сомнений не остается. Мы смертники.
– И где ж вас только набирают, таких отчаянных? – покачала головой Дженни.
– Сироты из детдомов. Ни родственников, ни близких. Или забирают из семей, если ребенок родился с внешним уродством, – ответил Влад, раскрывая один из самых неприятных секретов службы.
Эта информация не относилась к числу закрытых, но и распространяться о ней на всех углах не рекомендовалось. К тому же сами разведчики не любили говорить об этом, предпочитая умалчивать о причинах, приведших их в службу. Психологам давно уже было известно, что на людей, имеющих какие-либо внешние отклонения от нормы, окружающие смотрят с брезгливой жалостью, что вызывает дискомфорт и у объекта рассмотрения и самого смотрящего.
А это значит, что от таких людей нужно было каким-то образом избавляться. Но тупо изолировать здоровых, умных детей означает бездумно расходовать хороший биологический материал. Выход напрашивался сам собой. Создать службу, где отбракованные дети не будут чувствовать себя ущербными, оказавшись в массе себе подобных. Да и чего греха таить, терять подобных уродцев командирам было гораздо легче, чем здоровых, так называемых чистых людей. Эта практика изначально была принята в лиге стран Американского содружества. Но потом распространилась по всему содружеству планет.