Дракон для жениха (СИ)

Нынче с самого утра Мариша — давно уже не королевна, а баронесса Криуша, — была не в духе. Ее раздражало все: и игра солнечных лучей в садовой листве за окном гостиной, и пение птиц, и аромат свежесваренного кофе в фарфоровой чашечке, а пуще всего, и об этом даже думать не хотелось, собственное отражение в зеркале. Причиной ее дурного расположение духа был тот факт, что с самого утра ее супруг, даже не откушав кофе, улизнул из дома, и хотя он не счел нужным объясниться, она знала, куда и зачем он отправился.

В комнату бесшумно, как сухой листок, впорхнула эфемерная фея (до сих пор Мариша так и не разобралась, что такое эти существа, и принадлежат ли к племени драконов, или являются совершенно другим народом, призванным в услужение; она продолжала называть их феями), подлетела и почтительно остановилась, зависнув в воздухе в нескольких шагах от хозяйки дома.

— К вам пожаловала пани Ядвига Фрез, — колокольчиком прозвенела фея. — Просить? Или сказать, что вы больны?

— Просить, конечно же, просить! — в нетерпении Мариша сама ринулась навстречу подруге и, едва позволив ей ступить в комнату, схватила ее за руки и жадно забросала вопросами: — Ты оттуда, да? Оттуда? Он — там?

Отвечай, не ври мне, все равно узнаю.

— Я и не думала врать, — Ядвися смотрела ласково и печально. — Иохан там, да, у Улле. Но его нельзя винить… я, во всяком случае, не могу. Не может же он делать вид, что его это не касается.

— Вот бы кому принять многоженство, — Мариша закусила губы. — Ты сама была там? Началось?..

— Была, началось, и судя по всему, скоро и благополучно разрешится, — Ядвися потихоньку, помаленьку, увлекала Маришу к дивану. — Не волнуйся, пожалуйста. Как только все закончится, Иохан сразу же вернется домой. Он тебя очень любит.

— И Улле он тоже любит — раз сейчас он там, у нее.

— У брата большое сердце, — виновато вздохнула новоиспеченная графиня. — Уж не знаю как, он всегда умудрялся любить одновременно несколько женщин… Но уверена, сейчас любовь ни при чем, — тут же спохватилась она, увидев, как искривилось лицо готовой заплакать подруги. — Уверена, он просто чувствует свою ответственность, вот и все…

— Да-а, как же, отве-е-етственность, — жалобно протянула Мариша, неаристкратически хлюпая носом. — Уж хоть ты-то мне не ври. Любит он ее, вот и все. А меня не любит, чего меня любить, такую уродину… — она не сдержалась и все же расплакалась, упав ничком на диван и спрятав лицо в подушки. Перед глазами стоял образ Улле: удивительно похорошевшей и расцветшей в последние недели беременности. Не отличавшаяся заметной яркой внешностью посланница превратилась в настоящую красавицу. И тут же Мариша вызвала в памяти собственное отражение в зеркале: располневшая фигура, мешки под глазами, бледные щеки. Контраст был разительный. — Лучше бы он на ней женился! — простонала она сквозь рыдания.

Исполненная чувства вины за брата, Ядвися уселась рядом на краешек дивана и принялась гладить по спине и утешать подругу. Это все только выдумки, говорила она, ты сама придумываешь всякие ужасы, и неудивительно, сейчас для тебя такое тяжелое время, но потерпи немного, вот родится малыш, и ты успокоишься, поймешь, как ошибалась, и увидишь, что Иохан по-прежнему тебя очень любит, а вашего малыша он будет просто обожать… она говорила, а сама украдкой поглядывала на маленькие золотые часики — время поджимало. Она хотела еще ненадолго вернуться к Улле и узнать, не нужна ли помощь посланнице или Иохану, а потом следовало поторопиться домой — вечером Ядвисе предстояло играть роль хозяйки званого вечера. Неугомонный супруг ее, которому определенно некуда было приложить свои силы в благополучном городе драконов, придумал устроить литературный салон, совсем как в бытность свою в Дюрвиште, и, разумеется, играл там первую скрипку, а графиня в основном несла декоративную функцию и заботилась об удобстве гостей.

Самое смешное заключалось в том, что как таковой литературы драконы не знали, точнее — не создавали. Многие знакомы были с классической и современной литературой, созданной смертными, много и с удовольствием читали, но сами за много веков не создали ни одного мало-мальски значимого произведения в прозе. Зато пышным цветом цвела у них поэзия, такая же цветистая и вычурная, как их архитектура. Вылущить смысл из миллиона красивых слов Ядвися так и не сумела. Кроме того, свои творения драконы не записывали, их стихи были вроде бабочек: родились — и упорхнули, и нет их.