— Значит, с помощью вина вы усыпляете рассудок, а после совершаете поступки, за которые вас называют убийцей — как та девушка в цыганском таборе?
Пан Иохан вздрогнул.
— Быть может, я и впрямь убил кого-то из ее родичей. Но и нас тоже убивали…
— Да-да, я видела ваш шрам, — без малейшей доли сочувствия сказала Улле.
— Значит, вы, люди, опьяняете себя вином, чтобы было легче потом убивать. Или совершать другие поступки, о которых потом, возможно, придется жалеть всю оставшуюся жизнь. Это очень любопытно…
— Вы ничего не поняли, Улле.
— Может быть, — посланница с сожалением заглянула в вазочку, где мороженого осталось совсем чуть-чуть, на самом донышке. — Но, по-моему, вы путаете страх и угрызения совести.
— Вы-то много ли знаете об угрызениях совести? — вспыхнул пан Иохан.
Она вздохнула, и в этом вздохе послышалась необычайная и неожиданная печаль.
— Больше, чем хотелось бы, дорогой Иохан. Ах, благословенные времена, когда я еще не знала людей! Тогда все казалось простым и понятным. Вы, люди, совершенно меня запутали. К тому же, кажется, я набралась от вас много такого, без чего лучше было бы вовсе обойтись… Вы понимаете, о чем я?
— Кажется, да, понимаю…
— Ах, ничего вы не понимаете, — отмахнулась Улле. — Давайте вернемся в салон. Или нет, давайте вы покажете мне ваше купе, а я, быть может, помогу вам развеять грусть — все-таки вы чем-то опечалены.
Пан Иохан не успел еще дать согласие, а в голове уже сами собой забурлили идеи, под каким предлогом будет удобнее на несколько часов избавиться от соседа.
Офицер, с которым пан Иохан делил купе, куда-то запропал и не возвращался уже несколько часов. Барон по этому поводу не огорчался; оставшись в одиночестве после ухода посланницы (которая приложила все усилия, дабы, как она выразилась, «развеять грусть» — и весьма преуспела в этом), он задвинул зеркальную дверь, вольготно разлегся на диване и предался мечтам. Мечты были неопределенные, расплывчатые, но очень приятные.
Блаженствовал он, однако, недолго: мечты и нега были самым жестоким образом нарушены подозрительным шумом в коридоре. За дверью послышался глухой несильный стук, как будто уронили какой-то не очень тяжелый предмет, затем пан Иохан услышал сдавленный писк, в некоторой мере заглушенный шуршанием и скрежетом. Заинтригованный и слегка встревоженный — тут уж не до мечтаний! — барон соскочил с дивана и выглянул за дверь. И едва не столкнулся лоб в лоб с королевной Маришей.
Она стояла в коридоре в странной позе: одной рукой упиралась в стену, а второй ухватила за носок левую ногу, которую и разглядывала, изогнувшись и немного отклонившись назад. К счастью, ее юбка была достаточно широкой и значительно облегчала задачу; и все-таки равновесие ее оказалось непрочным: при неожиданном появлении пана Иохана королевна шатнулась к стене и едва не упала. Барон успел подхватить ее под локоть, мимолетно удивившись, зачем Мариша оказалась в вагоне, где ехали преимущественно офицеры. Но спрашивать об этом было неловко.
— Ваше высочество, что случилось?
— Каблук… сломался, — едва-едва разжимая губы, процедила Мариша и глянула вниз — вероятно, на злополучную туфельку, скрытую теперь юбкой.
— Возможно, удастся что-нибудь исправить?
Королевна пробормотала что-то, что в принципе могло быть истолковано как сомнение.
— Пойдемте ко мне, посмотрим, что можно сделать, — проговорил пан Иохан, сам изумляясь собственной храбрости (а вернее, нахальству). Не дожидаясь возражений, он взял девушку под локоть и повлек за собой — благо, идти было всего два-три шага. В купе он усадил королевну на диван и сам опустился перед ней на одно колено.
— Позвольте осмотреть ваш башмачок?..
— Вначале будьте добры закрыть дверь.
Пан Иохан покраснел, как школьник. Ну конечно, как он сам не догадался!
Не доставало еще, чтобы пошли всяческие слухи в случае, если кто-нибудь увидит их наедине… Не поднимаясь с колен, он дотянулся до двери и задвинул ее. В зеркальной створке тут же явилось отражение его самого и королевны, очень прямо сидящей на диванчике. Возникло неуютное ощущение, что они в купе уже не одни, и пан Иохан, не отдавая себе в том отчета, чуть отодвинулся от Мариши.
— Ну, что же вы? — нетерпеливо окликнула его девушка. — Мне нельзя оставаться здесь слишком долго.
— Конечно… разумеется… — пан Иохан, весь затрепетав от внезапно нахлынувшего ожидания какой-то сказки, наклонился и приподнял девичью ножку, бережно обхватив ее ладонью за пятку. Каблучок сафьяновой остроносой туфельки в самом деле оказался свернутым набок. Пан Иохан подумал мгновение и скользнул ладонью выше, обнимая щиколотку. Опаска в нем, конечно, сидела: подобный поступок королевна вполне могла счесть недопустимой дерзостью, и ответить ему… да чем угодно ответить, вплоть до приказа о немедленном аресте барона Криуши. Но девушка не шевельнулась, лишь медленно поднялись ресницы, открывая пытливо глядящие фиалковые очи.
— Вы могли повредить ногу, — пояснил пан Иохан в ответ на невысказанный вопрос. — Вывихнуть или растянуть… Здесь не болит?