'Дракон' Евгения Шварца - Победа над солнцем

Можно было бы ожидать, что гибель дракона станет тем самым Cобытием, которое, наконец, "что-то изменит" (то есть запустит историю снова). Но - и в этом проявляется культурно-исторический пессимизм Евгения Шварца - сама по себе гибель Дракона не меняет ничего. Вместо освобождения, на которое так рассчитывали мастера ("убейте его и отпустите нас на свободу") в перспективе у горожан - всё те же пляски мёртвых душ, только под другим руководством: сначала - Бургомистра, потом - вернувшегося (и сильно изменившегося) Ланцелота. Финальное "в каждом из вас надо убить дракона" слишком смахивает на парафраз известного "надо по капле выдавливать из себя раба". Увы, Шварц, как и все люди его круга, были решительно не способны ответить на вопрос, чем именно можно "выдавить из себя раба", и что именно займёт место выдавливаемого. В этом смысле финал пьесы остаётся поневоле открытым: вряд ли Ланселот способен что-нибудь сделать с искалеченными душами. Впрочем, определённое указание (для тех, кто понимает) на политические реалии ланцелотовского режима можно усмотреть в загадочных словах Садовника: "Разводите костры - тепло помогает росту".

Конечно, Евгений Шварц абсолютно не представлял себе, что это будут за костры: словосочетание "горячая точка" показалось бы ему пустым звуком. Он просто чувствовал: после полной и окончательной победы над Солнцем станет холодно.

*

ПРИМЕЧАНИЯ:

(1) "Мастер и Маргарита" играла в интеллигентском сознании роль, сравнимую с ролью Нового Завета для верующего христианина - а именно, источника морально-этических норм, духовного руководства в жизни, а зачастую и "духовного утешения" в скорбях. Несмотря на всю двусмысленность этой книги, она, скорее всего, останется столь же значимой и для будущих поколений интеллигентов - если уж не в качестве НЗ, то, по крайней мере, как значимый ориентир.

[Интересно отметить, что аббревиатуру НЗ сейчас присвоил себе элитный интеллигентский журнал "Неприкосновенный Запас". Не надо думать, что это случайно: журнал вполне осознанно претендует на роль "священной книги", своего рода "третьего завета" бывшей советской интеллигенции - той самой, воспитанной на Булгакове.]

(2) Помимо "говорящего" прозвища, "кошачья" природа Воробьянинова ненавязчиво подчёркивается на протяжении всего романа.

(3) Отдельный интерес представляет инверсия отношений "бесов" (настоящих устроителей действа) и "хозяйки бала" у Достоевского и Булгакова.

(4) По сути дела, "Мастера и Маргариту" можно понять как описание победы (пусть частной и временной) магического мира над советской доморощенной чертовщиной, дилогию о Бендере - как победу советского мира над традиционной магией авантюризма в стиле Калиостро (которая локально эффективна, но стратегически оказывается в проигрыше), а "Понедельник" как изображение магии (вместе со своим шарлатанским двойником), добровольно пошедшей на службу соввласти в типичное советское учреждение (с абсолютно булгаковской аббревиатурой НИИЧАВО).

(5)

ЛАНЦЕЛОТ: Работа предстоит мелкая. Хуже вышивания. В каждом из них придется убить дракона.

Мальчик. А нам будет больно?

ЛАНЦЕЛОТ: Тебе нет.

1-й горожанин. А нам?

ЛАНЦЕЛОТ: С вами придется повозиться.

(6)

ДРАКОН: Ваше имя Ланцелот?

ЛАНЦЕЛОТ: Да.

ДРАКОН: Вы потомок известного странствующего рыцаря Ланцелота?

ЛАНЦЕЛОТ: Это мой дальний родственник.

(7) Оксюморонная природа так называемых "магических предметов" - тема для отдельного рассмотрения. Можно сказать, что они представляют собой именно что овеществлённые "логические парадоксы", и имеют число словесное происхождение. Классическим примером объекта такого рода является цепь, на которую боги посадили пса Фенрира - она была скована из "кошачьих шагов, женской бороды", и т.п.

Скорее всего, литература (в форме мифов, сказок, и т.д.) первоначально возникла как чисто лингвистическое, "левополушарное" явление, не предполагающее своей интерпретации в зрительных или слуховых образах. В этом смысле идея "реализма" (то есть описания, которое можно себе "вообразить") является очень поздней и очень далёкой от первоначальных форм литературы.

(8) Этот нонсенс прочувствован и обыгран автором:

ШЛЯПНИК: Без всякой примерки, бросив один взгляд на заказчика, я делаю вещи, которые удивительно украшают людей, и в этом моя радость. Одну даму, например, муж любит, только пока она в шляпе моей работы. Она даже спит в шляпе и признается всюду, что мне она обязана счастьем всей своей жизни. Сегодня я всю ночь работал на вас, сударь, и плакал, как ребенок, с горя.

ЛАНЦЕЛОТ: Почему?

ШЛЯПНИК:Это такой трагический, особенный фасон. Это шапка-невидимка.

ЛАНЦЕЛОТ: Прелестно!

ШЛЯПНИК: Как только вы ее наденете, так и исчезнете, и бедный мастер вовеки не узнает, идет она вам или нет. Берите, только не примеряйте при мне. Я этого не перенесу. Нет, не перенесу.

(9) Для того, чтобы особо подчеркнуть этот момент, в текст, в частности, вводится "цыганская тема":

ШАРЛЕМАНЬ: Он избавил нас от цыган.

ЛАНЦЕЛОТ: Но цыгане - очень милые люди.