Дракон Фануил

– Для моей птички мне ничего не жаль! – рассмеялся торговец.

“Твоя птичка с радостью отправила бы тебя на морское дно”, – подумал Лайам, стиснув зубы. Ему до крика хотелось услышать голос женщины. Та женщина, которую он себе представлял, имела зычный голос, подобный трубе, – с чердака он должен был разноситься на мили вокруг. Но она не сказала ни слова, когда всаживала кинжал в грудь старика. Интересно, почему он так в этом уверен?

– Слушай, не будем начинать все сначала! – раздраженно произнес Неквер. Я же тебе уже сказал, она – моя жена. И хватит об этом. Ты и раньше прекрасно все знала.

Женщина хочет, чтобы Неквер ради нее оставил жену? Она беременна, а он не желает уйти от Поппи.

– Вот и молодец, хорошая девочка, – успокаивающе и великодушно сказал Неквер после непродолжительной паузы. – Хватит ссориться. У меня и так после прошлой встречи цела лишь одна щека.

Торговец рассмеялся.

Цела лишь одна щека? Ну да, на другой – отменный синяк. Значит, это она ударила Неквера, а не какие-то вымышленные бандиты. Вернувшись из Вейринсфорда, Неквер первым делом отправился к ней, и лишь потом – к супруге, которая так его ожидала. И она ударила его! Ударила так сильно, что оставила памятную отметину.

– Ну, так ты от него избавишься? – На этот раз торговец говорил куда серьезнее. В голосе его звучало неприкрытое раздражение. Для этого есть специальные травы, я слышал. Сходи еще раз к Виеску, он поможет, если на него надавить. Срок ведь не такой большой, верно? По твоей фигуре ничего даже и не заметно.

Неквер требует избавиться от ребенка. Ну что ж, если мужчина довел женщину до интересного положения, а потом не желает на ней жениться и требует отделаться от ребенка, – возможно, это достаточный мотив для убийства. Но ведь она уже дважды ходила к Виеску. И во время второго визита, после смерти Тарквина, тот продал ей требуемое. Зачем же ей было пытаться убить Неквера, если она все равно готовится поступить так, как он ей велит?

Из-за двери до Лайама донесся шорох юбок. Женщина двигалась – судя по звуку, в сторону двери. На мгновение Лайама охватил страх, вот сейчас она распахнет дверь и увидит того, кто за ними шпионит! Но Лайам тут же взял себя в руки. Женщина подошла к Некверу, и Лайам вновь услышал тихий звук – шуршание, какое бывает при соприкосновении одежд. Она что, обнимает его? Потом послышался звук поцелуя. Да, обнимает. Прикусив до боли губу, Лайам страстно взмолился: “Пожалуйста, ну пожалуйста – скажи что-нибудь!”

– Я скоро этим займусь, – сказала женщина. У Лайама упало сердце. – Скоро. А теперь пей вино и пошли в постель.

“О боги, что мне теперь делать?!”

– Прекрасная мысль, лапочка, – отозвался Неквер. Даже по голосу было слышно, что торговец самодовольно усмехается.

Лайам услышал слова Неквера, но смысл их до него не дошел.

Он знал этот голос! О небо, он его знал, но он не хотел его слышать! Лайам был совершенно раздавлен. У него вдруг затряслись руки. Так сильно, что он уже не мог на них опираться. Лайам склонился к ступеням и прижался лбом к влажному дереву.

Она хотела убить Неквера, чтобы отомстить ему за предательство, за то, что он отказался бросить жену, – она никому не спускала ни малейшей обиды. Теперь Лайам был твердо уверен, это она убила Тарквина.

– Допивай вино, – посмеиваясь произнесла женщина.

Тарквин понял что к чему, после того как обнаружил, что предложенная ему кровь девственницы такой важный и такой трудно добываемый компонент (возможно, что Доноэ, как ни старалась, не могла дать достаточно крови) не настоящая. Да и как ей быть настоящей, ведь эта особа уже не девственница! Значит, заклинание, способное делать вещи незримыми, не сработало из-за неподходящей крови. И чародей наложил на Клыки другое заклятие, с эффектом, которого требовал от него Лонс, а женщине вполне мог пригрозить, что разоблачит ее плутни. И она убила его, а потом оказалось, что зря! Что она сдалась и согласилась избавиться от ребенка, и смирилась с желаниями Неквера, и снова собирается лечь с ним в постель!

Лайам не мог даже пошелохнуться. Его терзали жесточайшие угрызения совести. Все, чего ему сейчас хотелось, – это чтобы темнота сомкнулась вокруг него еще туже и окончательно поглотила его.

“О боги, я напрочь запорол дело, которое вел!” Совершённых ошибок невозможно было исправить.

Он не сможет ничего рассказать – ни Кессиасу, ни кому-то еще. Просто не сможет, потому что тогда придется рассказать, что он натворил по своей слабости и непроходимой глупости.

– Мне обычно хочется пить не до, а после.

Неквер не сказал, после чего, но произнес это слово столь выразительно, что все и так было ясно. Послышался звук отдаляющихся шагов.

“После, – подумал совершенно раздавленный Лайам. – После того, как я сползу с этой лестницы и уеду как можно дальше от Саузварка”.

– Осторожно, ты сейчас все разольешь, – со смехом произнес прекрасный, певучий голос. – Лучше выпей сейчас, а потом мы нальем еще.