Дракон Фануил

Эдил успел накинуть поверх домашней туники рыцарский плащ – серый, льняной, с вышитыми на нем тремя рыжими лисами – официальным гербом герцога. Тем не менее кобыла Кессиаса смотрелась довольно невзрачно – особенно рядом с фыркающим чалым Лайама. Справа и слева от эдила располагались двое конных стражников с копьями, и у каждого на плече – прямо на коже доспехов – был закреплен знак с тем же гербом: три лисы на сером поле. За стражниками на бельмастом косматом пони восседала старуха, скверно, но довольно опрятно одетая – с лицом, похожим на вялое печеное яблоко.

– Матушка Джеф, – пояснил Кессиас, заметив взгляд Лайама. – Матушка, вот человек, обнаруживший труп.

Старуха фыркнула и пробормотала себе под нос:

– Дурень застал старика, когда тот вошел в транс. Он ведь колдун, это все знают.

Голос старухи был тихим и очень гнусавым, но Лайам все-таки разобрал, что она говорит.

– Конечно, это, может, и транс, матушка, – вежливо сказал он, – но что-то я не слыхал, чтобы маги входили в транс с ножами в груди.

Старуха снова фыркнула – на этот раз с явным негодованием. Лайам вопросительно взглянул на эдила. Тот, похоже, не мог решить, смеяться ему или гневаться. В конце концов чувство долга возобладало.

– Как бы там ни было, поспешим.

Эдил пришпорил свою кобылу. Та недовольно всхрапнула и затрусила по склону к долине. Стражники двинулись следом за ней.

3

– Никаких духов, – негромко объявила старуха, вернувшись в прихожую, где дожидались Лайам и эдил.

Они ждали ее уже около часа. Все это время ведьма бродила по дому, что-то бормоча себе под нос, а ее блестящие птичьи глазки беспокойно сновали вокруг. Она несколько раз высовывалась в прихожую, и каждый раз Лайаму становилось не по себе.

После того как Кессиас убедился, что Тарквин действительно мертв, он кивнул матушке Джеф, и та тут же принялась за работу, а Кессиас вытолкал Лайама за дверь.

– Пока ведьма проверяет, есть ли здесь духи, ее нельзя беспокоить, – прошептал эдил.

– А как она это делает? – так же шепотом спросил Лайам, движимый любопытством.

Эдил пожал плечами:

– По правде говоря – понятия не имею. Но если дух Тарквина здесь, если он гневается или жаждет мести, она это почувствует и, может быть, сумеет кое-что у него выяснить.

Голос эдила звучал беспечно, но рука его при этом, словно бы невзначай, коснулась рукояти меча.

Лайам никогда прежде не слыхал об искательницах теней, и любопытство его все возрастало. Если ведьма сможет поговорить с духом Тарквина, возможно, тот назовет ей имя убийцы. Лайам встал, чтобы пройтись.

Двое стражников за окном чуть шевельнули копьями. Они продолжали стоять на каменной открытой террасе, несмотря на то, что с моря дул холодный, пронизывающий ветер и чахлое солнце было не в силах разбавить его теплом. Кессиас раздраженно посмотрел на своих подчиненных, но не сказал ни слова.

– Вообще никаких призраков, – продолжала ведьма. – И никаких блуждающих духов. Ни жаждущих мщения, ни каких-либо других. А это значит, что убийцы здесь нет.

Вынеся этот приговор, ведьма неожиданно улыбнулась Лайаму, а Кессиас странно хмыкнул. Лайам озадаченно посмотрел на него, потом в мозгу его промелькнула догадка.

– Так вы решили, что все это сделал я? Вы оба думали, что это я убил мастера Танаквиля? Так или нет? Отвечайте!

Кессиас хмуро взглянул на старуху. Та ответила ехидной усмешкой.

– Я подозревал нечто такое, но…

– Но зачем бы я тогда стал вас разыскивать?! – гневно воскликнул Лайам. – Зачем бы я потащился сюда вместе с вами?

– Полегче, приятель. Не надо на меня кидаться. Многие именно так пытаются спрятать концы в воду. Я всего лишь хотел кое-что проверить. Ведь вы – Лайам Ренфорд, верно?

– Ну и что?

Лайам просто пылал от благородного возмущения. Этот болван и впрямь посмел заподозрить его в убийстве! Да, пожалуй, он слишком поторопился с выводом, что эдил Кессиас – неплохой человек.

– По правде говоря, нам известно, Ренфорд, что вы общались со стариком. Общались более тесно, чем кто-либо другой в Саузварке. Так кого же еще мне было подозревать? И вы бы никогда не узнали бы о моих подозрениях, если бы эта глупая баба не распустила язык!

Он снова смерил ведьму хмурым взглядом, а Лайам рассерженно отвернулся, намереваясь уйти.

Но тут кто-то коснулся его руки. Морщинистое лицо матушки Джеф сияло.

– Не обижайся, парень. Я тоже думала, что это твоих рук дело. У тебя слишком невинный вид, – пояснила она, – а это лучшая маска для шельмы.

Лайам промолчал, но слова старухи задели его за живое. Тарквин однажды сказал ему то же самое и почти в тех же словах. Как-то в пылу спора Лайам заявил, что всегда говорит то, что думает, на что старый кудесник расхохотался.

– Вы бы хоть бороду отрастили, что ли, Ренфорд, – сказал он. – Человеку с таким невинным лицом никто никогда не поверит.

– А теперь, эдил Кессиас, я бы хотела отправиться восвояси. Если, конечно, вы дадите мне в провожатые кого-то из ваших перепуганных, но бравых вояк.