Дракон Фануил

Лайам окликнул их, и дети безмолвно спустились к нему – держась за руки и почтительно глядя на чужака округлившимися глазами. Девочка – ей было никак не больше десяти – подобрала подол платья и неуклюже попыталась присесть в реверансе. Попутно она ущипнула мальчишку, и тот приложил тыльную сторону ладони ко лбу. Лайам спросил, не знают ли они, где найти хозяина дома, занимающего восточный угол двора, того самого, к которому по чти невозможно было подойти из-за кучи вся ческой дряни.

Девочка ткнула мальчишку локтем в бок. Тот развернулся и проворно полез через преграду.

– Мой брат сейчас его приведет, господин, – сказала девочка и снова неуклюже присела.

Лайам кивнул и оглядел дворик. Ничего интересного он не заметил, а потому снова перенес внимание на стоящую рядом девчушку. Та с неприкрытым интересом разглядывала его. Лайам даже смутился – настолько испытующим был ее взгляд. Десятилетняя девчонка в детском халатике, с грязными, бесцветными волосами, – но взгляд ее словно рассек Лайама на составные части и взвесил отдельно каждую из частей. Очевидно, результат взвешивания оказался благоприятным, поскольку девочка доверительно произнесла:

– Хозяин дома – жирный мерзкий мошенник, господин. Потому он к вам так долго идет.

Лайам ограничился невнятным хмыканьем. Он просто не мог сообразить, что сказать. Он никогда прежде не забирался так глубоко в Муравейник. А кроме того, он никогда не умел раз говаривать с детьми. Потому он испытал искреннее облегчение, увидев мальчишку, который так же проворно карабкался через груду мусора к ним. Вслед мальчишке неслись ругательства чрезвычайно объемистого мужчины, пытающегося эту груду как-нибудь обойти.

Девочка сказала правду, хозяин дома оказался жирным, приземистым человеком, обильно потеющим, невзирая на холод. Домовладелец был подстрижен довольно коротко, как это было принято среди бедноты, чисто выбрит и ругался, как матрос, – до того самого момента, пока не заметил Лайама. Он тут же умолк, затем проворно обогнул последние выступы баррикады и поклонился настолько низко, насколько ему позволило брюхо. Рука домовладельца взлетела ко лбу с легкостью, указывающей на частую практику. Дети вернулись к прерванной игре.

– Рад вас видеть, господин! Чем могу быть вам полезен?

Домовладелец держался подобострастно и угодливо, причем именно в такой манере, какая была особенно противна Лайаму, он масляно улыбался и потирал руки.

– Эдил Кессиас недавно присылал к вам своего человека по поводу одной из ваших квартир.

Толстяк быстро закивал, показывая, что готов услужить господину всем, чем он только может ему услужить.

– Вы сказали ему, что плату за последний месяц вам внесли какими-то странными монетами.

– Чистая правда, господин. В жизни не видел более странных монет.

– Могу я взглянуть на них?

Домовладелец напрягся. Теперь на лице его отражалась борьба между подозрительностью и искренним сожалением.

– Прошу прощения, господин, но я их потратил. Отдал за дрова и за теплую одежду. Зима то уже на носу, господин.

– Ладно, неважно. А не можете вы объяснить, в чем заключалась их странность?

Толстяк потер загривок и переступил с ноги на ногу.

– Странные, и вправду очень странные деньги. На них были звери, каких я сроду не видывал, даже в зверинце, который приезжал из Торквея. Там можно было за пару медных грошей увидеть всяких диковинных Тварей, а таких вот не было, да и никак не могло быть. Очень-очень странные звери, господин. Чем-то похожи на быков, только на морде хвост, и такие огромные, что на спине можно город построить.

– А другие какие-нибудь изображения там были?

– Нет, господин, – с сожалением отозвался домовладелец. – Только такие.

– Что ж, спасибо.

Услышанного оказалось вполне достаточно:

Лайам понял, о каких монетах идет речь. Такие монеты были в ходу в Эпидамнуме – в одном из портов, фигурировавших на тех картах, которые Лайам продал Некверу. Изображенные на монетах звери назывались слонами. Эпидамниты использовали их в военных целях и устанавливали на спинах животных специальные башни для копейщиков и стрелков. Слоны украшали собой монетные знаки только этой страны, а отсюда следовало, что завезти их в Саузварк могли лишь люди, плававшие с Неквером.

Домовладелец продолжал переминаться с ноги на ногу, словно ожидая чего-то. Лайам кашлянул и запустил руку в кошелек.

– И еще раз спасибо вам, – сказал он, сунув домовладельцу монету. Толстяк улыбнулся, снова приложил руку ко лбу и, непрерывно кланяясь, отступил за груду мусора, на которой по-прежнему играли дети.

Лайам позвал девчушку, и та неохотно спустилась к нему. Мальчик остался стоять наверху, настороженно и нерешительно глядя на чужака.

– Спасибо, – сказал Лайам и протянул девочке две монеты. Девчушка схватила их, быстро присела в реверансе и единым махом взлетела наверх, к мальчишке, вскинув зажатые в кулаке монеты над головой. Мальчишка просиял.