Дракон и роза

Это была просьба уйти, хотя и мягкая, и даже мать короля не смогла ее игнорировать. Маргрит не убедили объяснения Элизабет, но она решила дать ей побыть одной. В конце концов, каким бы ни было беспокойство Элизабет, она не хотела чужого вмешательства. Она чувствовала, что Элизабет имеет достаточно взаимопонимания с Генрихом, чтобы обойтись без материнского…

Обойтись! Маргрит была в ужасе как от того, что применила это слово, так и от его действительного значения. Я не должна, подумала она, кусая свои губы, не должна вставать между ними.

На мгновение она ощутила прилив ликования при мысли о том, что обладает властью уничтожить отношения между сыном и его женой и остаться единственной женщиной в его жизни, но тут же бросилась на колени и начала неистово молиться, прося силы для обуздания подобных желаний и прощения за то, что их имеет.

Между тем в спальню Элизабет вошла вдовствующая королева и, к своему удивлению, нашла ее в одиночестве. Ведь одним из качеств Элизабет, которое ее мать ненавидела все больше, была привычка никогда не оставаться с матерью наедине.

– Элизабет, – сказала она, – ты становишься все глупее, а не умнеешь по мере того, как становишься взрослой. Ты больна. Ложись в постель.

– Я хотела поговорить с тобой, но не вызывать тебя, мама, и это показалось мне лучшим способом. Я вернусь обратно в постель после того, как скажу все, что хочу.

– Таким тоном не разговаривают с матерью, Элизабет.

– Таким тоном не разговаривают с королевой, мама.

– С королевой! – грубо расхохоталась она. – Ты не королева, и никогда ею не станешь. Твой муж использует тебя для достижения своих политических целей, а затем отбросит прочь, как грязную тряпку.

– Не говори мне дурно о Генрихе. Ты не знаешь, как нежно он относится ко мне. Он знает, мама, о твоих злых намерениях по отношению к нему, но ради меня ничего не предпринимает и даже не выражает своего недовольства. Я слышала о лживых россказнях, которые распространяются вокруг Уорвика.

– Кто говорит, что они лживые?

– Я. Генрих не убийца. Вся разница в том, что право быть убийцей младенцев сохранено за истинно королевской семьей – нашей семьей. Не пытайся настроить против Генриха его подданных. Рано или поздно моя власть над ним не сможет защитить тебя.

– Твоя власть над ним! Да это власть ковра, который только просит, чтобы об него вытирали ноги.

– Нет, я так люблю и уважаю своего мужа, что он никогда не поступит со мной подобным образом.

– Элизабет, ты мягкосердечная дура. Я не отрицаю, что он был ласков с тобой во время твоей беременности. Но ты думаешь, что он поступил так ради тебя, а я знаю, что ради ребенка. О, я вижу по твоему лицу, что ты не веришь мне, потому что он до сих пор так любезен. Он хочет еще несколько веточек с королевского дерева. Я говорю тебе, что он ненавидит нас всех: ветви, ствол и корень, потому что именно мы является настоящим королевским деревом. Теперь у тебя есть шанс. Позволь стране избавиться от него, за счет Уорвика или кого-либо другого, и твой ребенок станет королем, а ты… ты станешь регентом, как была бы я, если бы это чудовище Глостер…

– Остановись! – лицо Элизабет было мертвенно бледным, покрыто каплями пота, и она задыхалась от ужаса. Весь тот страх, который она испытывала до своего замужества с Генрихом, который своим спокойствием вселил в нее немного уверенности, теперь ожил перед ее глазами.

– Ты сумасшедшая, – выдавила она, – сумасшедшая, или в тебя вселился дьявол. Я скажу Генриху, я…

– Что ты скажешь подозрительному Тюдору? Кто без твоего согласия станет плести заговор с целью сделать тебя регентом своего сына?

Элизабет выдавила из себя еще один приглушенный крик и рухнула в кресло. Ее мать на мгновение уставилась на нее, а затем встала позвать дам. Когда Тюдор, завладевший сердцем и разумом ее дочери, будет в отъезде, Элизабет станет мягкой, как воск в ее руках.

ГЛАВА 18

«…на суше или на море, в Англии, экспорт или импорт товаров, торговля и так далее, из-за границы, по их желанию».

– Генрих!

Король вздрогнул и оглянулся. Он диктовал торговый устав одному из своих клерков, и все знали, что в этот час он не любил, чтобы его перебивали.

– Что случилось, мама? – спросил он, и морщины на его лице разгладились.

– Ступай к Элизабет. Иди сейчас же. Брось все дела.

Морщины вернулись. Генрих щелкнул пальцами, и клерк вышел через заднюю дверь.

– Я знаю, что тебе нравится Элизабет, мама, но мне надоело, что она постоянно прерывает меня своими вспышками раздражения. Ее благополучно доставили. Ты или ее фрейлины должны ее успокоить, или же она должна научиться немного контролировать себя. Мне надо управлять целым королевством, я не могу бросить все, чтобы уделить внимание одной женщине.