Симон приобрел в подарок для новорожденного двух чистокровных пони, которых он решил отправить в Виндзор с сэром РикарДом де Бургом. Элинор втайне от мужа заказала у золотых дел мастера чашу из серебра, инкрустированную изумрудами, которые так любил ее брат Генрих. Однако утаить это от Симона ей не удалось. Он увидел чашу на столе в комнате сэра Рикарда, и рыцарь, не ведая о том, что выдает тайну своей госпожи, поведал ему о происхождении и назначении этого драгоценного дара.
— Если ты думаешь, что твой подарок достанется маленькому Эдуарду, то мне придется тебя разочаровать! — грозно пророкотал он. — Мало того что ты без счета тратишь наши деньги, ты еще и выставляешь нас обоих на посмешище! Генрих немедленно приберет эту чашу к рукам и посмеется над твоим искренним порывом!
— Как ты смеешь чернить моего брата такими вздорными обвинениями?! — вспылила Элинор, воинственно вскидывая голову.
— Мне незачем брать на себя труд чернить его. Он сам прекрасно в этом преуспевает.
— Боюсь, — зло сверкнув глазами, парировала Элинор, — мы с братом оба выбрали себе неудачных спутников жизни.
— Еще бы! Ведь ты вышла за сорокалетнего мужчину, когда тебе сровнялось всего девять лет!
— Я предпочла бы до сих пор состоять в этом браке!
— Элинор, предупреждаю тебя…
— Ах, Симон, давай не будем ссориться, — взмолилась она. — Ведь у меня может пропасть молоко. Пока Бетти найдет для нашего Генриха хорошую кормилицу…
— К чему тебе торопиться с этим?
— Но ведь мы скоро поедем в Лондон!
— Элинор, запомни раз и навсегда: мужчина в этом доме я и мне решать, куда и когда мы поедем. Нам с тобой нечего делать в Лондоне!
— Но нас пригласили…
— Я повторяю: нам там нечего делать!
Элинор испытала все средства воздействия на мужа: она ссорилась с ним, пыталась улестить его, осыпала его то упреками, то нежнейшими ласками, однако он оставался непреклонен. Лишь когда нарочный доставил им личное послание Генриха, гласившее, что граф Лестер назначен одним из девятерых крестных юного принца, решимость его поколебалась.
В том, что остальные восемь крестных отцов Эдуарда были его заклятыми врагами, Симон видел недобрый для себя знак. Но отказаться от столь лестного предложения было бы неслыханным нарушением этикета. Монарх предлагал Симону и Элинор от имени Питера де Роша остановиться на время пребывания в столице в епископском особняке.
— Я не хотел бы жить в доме Винчестера, — сказал Симон, входя в комнату Элинор, где Бренда расчесывала густые волосы своей госпожи. — Мне претит быть хоть чем-то обязанным этому негодяю!
Бренда охнула, выронила расческу и, пробормотав слова извинения, опрометью бросилась вон из комнаты.
— Вот видишь, как ты перепугал бедняжку своим непочтительным отзывом о его высокопреосвященстве! — упрекнула мужа Элинор.
— Напугал? Эту вертихвостку? Да она просто воспользовалась предлогом, чтобы увильнуть от своих обязанностей!
— Почему ты так ненавидишь Винчестера? Что он тебе сделал? Я, по правде говоря, очень рада его предложению. Мне претит жить в Виндзоре, где поселились де Лусиньяны и родственники Красавицы!
— Мы могли бы воспользоваться гостеприимством моего друга Роберта, епископа Линкольнского.
— Как тебе угодно, дорогой, — промурлыкала Элинор, глядя на себя в зеркало. Она была довольна, что едет в Лондон, и ей было безразлично, в доме кого из епископов они расположатся на время торжеств.
Спустившись с лестницы, Симон застал у перил жалобно всхлипывавшую Бренду.
— Милорд, заклинаю вас, оставьте меня в Кенилворте, я не хочу жить в доме милорда епископа Винчестерского.
Симон с любопытством взглянул на камеристку:
— В чем дело? Почему ты дрожишь?
Бренда ухватила его за рукав и повлекла в пустую оружейную комнату, где поведала обо всем, что связывало ее с Питером де Рошем.
— Тебе нечего бояться, дитя мое! Графиня Лестер возьмет с собой в Лондон другую камеристку, — сказал он девушке, выходя вместе с ней из оружейной. С площадки лестницы за ними внимательно наблюдала Элинор.
Поднимаясь на башню Цезаря, Симон раздумывал о словах Бренды. Выходит, подозрения сэра Рикарда полностью подтвердились! Де Монтфорт решил принять любезное приглашение Винчестера. Это даст ему возможность разузнать как можно больше о тайных интригах его высокопреосвященства.
При виде Элинор он улыбнулся и протянул руку к ее груди.
— Не трогай меня! Как ты смеешь?! После того, как миловался с этой…
— С какой? — оторопело спросил Симон. — А-а-а, ты видела меня с Брендой! Да ты никак ревнуешь? — И он расхохотался.
— Ревновать тебя к этой подстилке, которая побывала под всеми слугами и воинами Виндзора, Одигема и Кенилворта? Уж не спятил ли ты?! Просто в следующий раз, когда твой уд станет выпрыгивать из панталон, выбирай места поукромнее. По-моему, тебе совершенно незачем заваливать служанок чуть ли не на глазах у всей челяди!