Дракон и солнце 3. Луна, звезда (СИ)

Его как раз начало отпускать, когда Ажира вернулась, и за это время он успел натерпеться немало страху, поскольку за дверью кто-то злобно скребся и шипел. Он слабо завозился на полу, чувствуя себя медузой на берегу, а каджитка уже пихала ему в рот пробочник - корявую веточку, а может, корешок, приговаривая при этом:

- Зелье лучше, но пробочник пойдет. Только язык немеет… У Джулиана немеет язык?

Не то слово, хотел сказать он, но не смог. Паралич отпустил его окончательно и он встал на ноги, но чувствовал себя так, будто лишился рта. Приложить бы вредную кошку Фусом, да горло не слушается - ситуация в целом, увы, не новая. Вот только после того, как Харкон залил в него ведро алтарной крови, у него хотя бы слюни не текли.

- А-хи-хи, - высказалась каджитка, в которую, казалось, вселилась неугомонная Арья, и распахнула дверь. За дверью копошился дух предков - этого деятеля Джон тут же огрел мечом, жалея, что это не Ажира.

Они прошлись по небольшой гробнице, где Джон пограбил, а котейка насобирала запретных ингредиентов из убитой им нежити, и наконец заглянули в комнатку, похожую на молельню. На пюпитре лежала заброшенная книга. Он смахнул с нее пыль и стал читать, время от времени утирая рот рукавом, поскольку пробочник все никак не сдавался.

Книга Восхода и Заката, провозгласила Прелесть. Сама же книга на первой странице сообщала, что это сборник афоризмов, связанных с Трибуналом.

Джон знать не знал, что такое Трибунал, но афоризмы его увлекли и он вступил в жаркий мысленный спор с книгой.

- “О богах ничего, кроме хорошего”, - категорично заявляла она.

- А то что? - цинично интересовался Джон.

- “Не может быть двух мнений об Истине”, - не сдавалась та.

- Мнений может быть сколько угодно, - ерничал он, - это истина одна.

- “Любой ребенок безгрешен”, - выкинула козырь книга.

- Тебя к сердцу Зимы отнести? - встречно спросил Джон.

- “Учись в служении”, - зашла она с другого бока.

- Ну да, - тут пришлось согласиться. - Валар дохаэрис.

- “Лучше пострадать от зла, чем совершить его!”

- Ходор, - Джон держался из последних сил.

- “Другим нельзя, тебе можно”, - коварная книга добила его мечом двойных стандартов.

- Ладно, так и быть, заберу тебя с собой, - мысленно согласился он и потянул фолиант с пюпитра в мешок. Слюни наконец-то унялись, и стало как-то веселее.

Они покинули гробницу и вышли в дикую природу, где Ажира начала собирать цветы в широкие рукава, а Джон с переменным успехом практиковался в заклинании ночного зрения. Ночь то светлела, обнаруживая в себе гигантские грибы и веселую каджитку, то снова обретала чернильную непроницаемость, от которой становилось страшновато. В Скайриме небеса зачастую были расцвечены авророй, отражавшейся в снегах, и ночь там редко бывала такой густой.

В конце концов его начало мутить от попыток удержать фокус, и вернувшаяся Ажира, протрезвев и сменив гнев на милость, сердобольно пояснила, что мана, то бишь магические силы, не беспредельна и надо уметь чувствовать, когда приближаешься к краю. Взяв его за руку, она довела его сквозь темень до самого дома (куриного мавзолея) и ускакала в здание Гильдии.

А Джон, устало зевнув, побрел отсыпаться.

 

*

 

Проснувшись поутру, он задумался своей сонной головой о том, что надо бы все-таки сходить к Хабаси, а еще стрясти с Шарн услугу и научиться чему-нибудь этакому, а прежде всего… о да, прежде всего надо разобрать награбленное в гробницах и посмотреть, что там можно съесть, что почитать, а что продать.

Но едва он спустил ноги с кровати, выяснилось, что жизнь уже все решила за него. На столе рядом с краюшкой лежала, приколотая дротиком, записка от Кая. В записке говорилось: “Как проснешься, рысцой к дядюшке, племяш. К.”

Как же много у меня, оказывается, дядюшек, подумал Джон, сжег записку и уселся за стол, вяло жуя краюшку. Будем считать, что он проснулся очень поздно…

С удовольствием порывшись в добыче и распределив, что оставить, а что продать, Джон вытащил из подвала две книги и засел за чтение.

Одна называлась “Поучения благой Альмалексии” и содержала в себе простенькие побасенки с сомнительной моралью. Двойные стандарты процветали и здесь, стараясь не отставать от Книги Восхода и Заката. Джон с интересом прочел историю о скрибах, в которых ради развлечения швырял камни маленький мальчик Сота Сил, - не мучай других ради забавы, давила на жалость благая Альмалексия. С еще большим интересом он прочел следующую притчу, где лорд Вивек размозжил черепа паре кагути лишь за то, что они уродливы и оскорбляют его своим присутствием. Благая Альмалексия почему-то считала, что этим Вивек доказал, что уродливость внешняя, как правило, скрывает уродливость внутреннюю.

Давнее воспоминание зачесалось у него в голове. Вивек и кагути, такое и захочешь забыть, да не забудешь…

Молаг что, спрашивала тогда Арья Арнгейра.

“…блудил с Вивеком, наплодил кагути и алитов… и Министерство Правды, храни нас Кинарет…”