Арчибальд Янг рухнул в кресло, вытащил из кармана еще один носовой платок и вытер лоб. Затем приоткрыл дверь номера, повесил на ручку табличку с надписью «Не беспокоить», повернул ключ и прошел в ванную. Там снял пиджак, расстегнул брюки, развязал тесемки, удерживавшие на груди широкие полосы из толстого мольтона и облегченно вздохнул. Прощай, большое брюхо! Терпеть этот нелепый наряд, радикально менявший его наружность, было настоящей пыткой, но игра стоила свеч: новая жизнь, новые документы, новый человек. Сначала он хотел стать Квентином Данди, но это имя не соответствовало избранному им образу. В конце концов он решил, что ожиревшему буржуа, в которого он превратился четыре недели назад, лучше всего назваться Арчибальдом Янгом. Арчибальд – в честь Арчибальда Дугласа, прославленного шотландца, жившего в XIV веке, а Янг – потому что из пятерых детей в семье он был самым младшим[38]. Запомнить – проще простого. Он склонился к зеркалу, снял с головы рыжеватый парик и засунул его в небольшой ларец. Та же участь постигла бороду, усы и брови. Три часа передышки.
Стоя нагишом под душем, он наслаждался холодной водой, струившейся по его стройному телу.
Лавка торговца вином отбрасывала на тротуар длинную дорожку света. На фоне плит мелькнула чья-то тень, и все разговоры стихли. Человек бросил на прилавок монету, засунул подмышку бутылку и вышел, не сказав ни слова.
– А он не болтлив, – заметил какой-то голодранец, навалившись на прилавок, – я его здесь никогда не видел.
– Заткнись, – пробормотал хозяин, – он темная личность.
– Так оно и есть, – подлила масла в огонь его жена. – От его вида у меня все поджилки трясутся. Видели его глаза? Хищная птица. Говорю вам: гриф, высматривающий жертву, чтобы набить ею брюхо!
Мэтью Уолтер тяжелой походкой шел по улице. Подмастерья, после трудного рабочего дня заигрывавшие с девицами, которые днем полировали украшения в ювелирных мастерских, при его приближении уступали дорогу. Какая-то проститутка, толстая как бочка, караулившая клиентов у водосточного желоба, резво перебежала дорогу.
Мэтью Уолтер завернул в глубину двора. Притаившись за грязными занавесками, матушка Мокрица, вырядившись в индийскую юбку, внимательно следила за всеми, кто шастал туда-сюда. Она бы обратила в звонкую монету даже звезды, если бы могла их схватить. Но этого человека она не продаст, ведь он очаровал ее сразу двумя вещами: во-первых, острыми железными побрякушками, постоянно болтавшимися у него на поясе, а во-вторых, щедрой платой. Временное жилье, которая она сдавала ему поденно, было поистине убогим. Мебель рассыпалась на глазах, металлическая сетка кровати ощетинилась торчавшими в разные стороны пружинами. Но Мэтью было все равно – мягко ему не доводилось спать никогда. На его левой руке красовалась татуировка:
Когда Мэтью было шесть лет, отец, овдовев, поместил его в работный дом. Коротко стриженный, облаченный в бумазейные обноски, превратившийся в маленького каторжника, он провел детство, по четырнадцать часов надрываясь на мануфактуре по производству корабельных снастей. Изголодавшись и растратив последние силы, устав от побоев за малейшую провинность, весенней ночью накануне своего двенадцатого дня рождения он бежал и после долгих скитаний добрался до Ливерпуля. А там – впервые увидел порт.
Может, за этим обширным пространством, усеянным лесом мачт, его ждала Обетованная земля? К каким неизведанным краям направляются эти корабли, паруса которых надувает ветер? Бомбей, Кейптаун, Шанхай, Сидней? От свободы исходил запах йода, пряностей и смолы.
Мэтью Уолтер редко вспоминал прошлое. Хладнокровный, грамотный, лишенный любых моральных устоев, наделенный развитыми аналитическими способностями, он с честью выходил из самых опасных передряг. Одиночка, не знающий ни стыда ни совести, но действующий неизменно эффективно и наверняка. В свои сорок два года он кем только не был и теперь готовился в очередной раз сменить образ жизни.
Уолтер взял лист бумаги с расписанными на нем этапами реализации проекта. Он прибыл в Париж две недели назад, и неожиданный поворот, который приняли события, ничуть не нарушил его планов. Еще несколько дней потерпеть – и взлелеянная мечта станет действительностью.
Глава седьмая
Среда, 25 июля, утро
Это была не книжная лавка, а зал ожидания на каком-нибудь вокзале, – тут постоянно толклись клиенты, отнюдь не благоприятствуя конфиденциальному разговору с Виктором Легри. Заняв наблюдательный пост на тротуаре и натянув на глаза шляпу, Фредерик Даглан вглядывался в тени, мелькавшие за витриной, на которой красовалась надпись: