Как-то раз, проходя мимо лавки мясника, я учуял кровь, и у меня закружилась голова. Я остановился, и отыскал взглядом окровавленный пень на котором разделывали туши, – слюна выделилась во рту. Внешне я скорее всего выглядел как истукан, но внутри велась ожесточенная борьба между человеком и зверем. Над ухом раздалось тяжелое дыхание дракона. Я знал, что он наблюдает, но все же решился и, приземлившись на колени перед пнем, протянул к нему руки. Из пальцев мгновенно вылезли когти, кожа покрылась чешуей, а внутренности пронзило пыточной болью. Свернувшись калачиком, я подвывал, пока пытка не прекратилась, пряча под плащом изменившиеся руки.
После срыва дракон долго не говорил со мной, я не настаивал. Меня одолевали грустные мысли. Чтобы избавиться от них, я решил вспомнить тех, кого знал до всего этого кошмара, но образы были нечеткими.
– «Ты живешь со мной три года», – проворчал дракон у меня в голове. – Время рядом со мной будто замедляется, но это иллюзия, – продолжил он уже вслух. – Я не подвластен временным законам людей. Мой вид живет тысячи лет, а вы всего семьдесят. И то если повезет, – фыркнул он, приподнимаясь на лапах.
– Значит, мое ощущение времени рядом с тобой не может быть правдой? Три года… – прошептал я, рассматривая огоньки на стене, словно видел их в первый раз. – Тогда почему я не изменился? – попытался я осмотреть свое тело, и дракон залился хохотом.
– Ты достаточно изменился, Вильгельм! Одно в тебе неизменно – ты по-прежнему не владеешь собой!
– Да?! – разозлился я, сжимая кулаки. – А ты у нас великий учитель?! Как-то странно, что ты взвалил на себя эту ношу! Мог бы просто сожрать меня, и дело с концом! – жар прокатился по позвоночнику, но все-таки животную часть я сдержал.
Дракон развернулся, чтобы лучше меня видеть, в его глазах плясали озорные огоньки – он злорадствовал.
– Я бы с радостью, – оскалил он пасть. – Такой уговор. Того, кто меня освободит, я обязан защитить. – Мой гнев угасал, и я опустился на моховой ковер.
– Именно десять лет? – приподнял я бровь. – Почему десять? – задавал я вопрос скорее себе, не ожидая ответа.
– Таков уговор…
После нескольких вылазок в деревню я научился контролировать жажду крови. Дракон намеренно выжидал где-то, пока я мучился в пещере от голода, а потом отправлял меня к людям. И я, наконец, смог удержаться от того, чтобы не облизать кровавый пень, и даже мясо на прилавке не снесло мне крышу. Я владел собой лучше, чем три года назад, но все же недостаточно хорошо, чтобы стать свободным.
Обернувшись, я взглянул на громадного дракона, горой возвышавшегося над деревней; он принюхивался к пике какого-то здания. Люди его не замечали, для них его будто не существовало. Вначале я думал, что и меня они не видят. Может, так оно и было по первости. Сейчас же в меня врезались, бранили, поторапливали, и я впервые за долгое время ощутил себя живым, а не призраком.
Прогуливаясь вечером по улице, я ощущал на коже дыхание ветра, любовался горящими факелами. Раздобыв новую одежду, я стал больше походить на человека с деньгами, и хозяева лавок теперь пытались втюхать мне свой товар. Высоко в небе захлопали крылья, разгоняя облака потемневшие к ночи. Я задрал голову и посмотрел ему вслед – радости моей не было предела! Я настолько хорошо владел собой, что он оставил меня без присмотра.
Взбудораженный своим прогрессом, я остановился напротив девушки, продававшей яблоки в карамели, и подумал, как было бы здорово ощутить вкус детства, – карман мой мгновенно потяжелел. Я запустил в него руку и обнаружил монеты. Подмигнув девице, я купил яблоко, надкусил его, и оно растаяло у меня во рту. Нахлынули воспоминания, и я, как болезный, плакал у всех на виду. Все это время, пока я жил с драконом, память дремала, и вот теперь, вырвавшись наружу, истязала меня, причиняя страдания. Справившись с эмоциями, я пошел на звуки музыки.
Посреди круговой площади сидел бард, ловко перебирая струнами; толпа замерла в ожидании песни. Бард хитро покосился на белокурую красавицу с пышными формами и запел:
Наступил проигрыш. Я стоял, как в воду опущенный, в груди что-то сжалось. Я не мог уловить какую эмоцию испытываю, она казалась далекой. Бард продолжал: