Дракон (ЛП)

Он всё равно заставлял себя шагать вперёд, щёлкнув по той части своего света, которая почти полностью отделила его от тела. Он знал, что это замедлит его реакцию — возможно, больше, чем было безопасно — но он также знал, что никогда не справится, если не сделает этого.

За последние несколько лет его клаустрофобия усилилась, а не улучшилась.

Он говорил об этом с Балидором… и с Элли.

Оба, казалось, думали, что это, вероятно, связано с восстановлением специфики его воспоминаний, которые в первую очередь вызвали клаустрофобию. Элли подумала, что связь с конструкцией Менлима в Нью-Йорке ему тоже не очень помогла.

Какова бы ни была причина, то, что раньше было незначительным раздражением, превратилось в фактическое ограничение работоспособности. Что по многим причинам вовсе не вызывало у него восторга.

Элли пообещала, что поможет ему в этом.

От этой мысли у него перехватило горло.

Он не мог думать о ней прямо сейчас.

Ревик спустился ещё на два длинных лестничных пролёта, и тогда отключённый свет перестал сдерживать клаустрофобию.

К тому времени он почувствовал, как сдавливает грудь; он слишком сильно вспотел для такого уровня физической нагрузки. К тому же он слишком часто дышал. Он понимал, что теряет способность сохранять свои мысли рациональными… хотя тот факт, что он это осознавал, говорил ему, что техника дистанцирования света помогала ему даже сейчас сохранять разум относительно ясным.

Ему показалось, что теперь он чувствует, как люди следуют за ним.

В этой части он был не так уверен. Это могла говорить клаустрофобия или какая-то высшая часть его света.

Ревик действительно чувствовал растущее давление, подгоняющее его пробраться внутрь этой штуки.

Он также начал думать, что не сможет достичь дна.

На седьмой площадке он нашел свою первую дверь.

Это пришло к нему ниоткуда. Только когда он встал прямо перед этой частью стены, он обнаружил, что смотрит на слабый контур, выделяющийся на каменной поверхности. Его элерианский свет подтвердил, что это дверь, когда он сделал краткий снимок-проверку из своих высших структур.

В остальном он не пользовался своим светом, поэтому ничего не почувствовал с другой стороны.

Он не ощущал никакой органики в самой двери. Металл казался мёртвым. Учитывая, насколько странной была вся эта структура, хотя бы с точки зрения глубины и огромных размеров, которые он ощущал, Ревик не был уверен, что ничего не упускает.

Он также не чувствовал здесь никакой конструкции, но знал, что не может доверять в этом более пассивным областям своего зрения. Он не мог провести направленное сканирование, не рискуя быть замеченным, поэтому осторожно положил руку на дверь, пытаясь решить, стоит ли рисковать ещё одной вспышкой телекинеза, чтобы открыть её. Снова ощутив это давление в высших областях своего света, он принял решение.

Всё это окажется впустую, если ему не удастся выбраться с проклятой лестницы.

Скользнув в телекинетические структуры, он активировал их в то же мгновение, когда его свет свернулся спиралью в механизме двери.

Как и в случае с охранниками, Ревик грубо взломал механизм, убрав свой свет в ту же миллисекунду.

Он сделал это быстрее, чем с охранниками, но всё равно осознал, что его сердце громко бьется в груди к тому времени, как его зрение прояснилось, а рука легла на внешнюю дверь.

Панель уже отделилась от проёма.

Щель выпустила луч более яркого золотистого света.

Ревик только тогда заметил, что золотой свет, казалось, исходил от самих стен и пола лестницы. Значит, что-то органическое всё-таки жило здесь — просто настолько низкоуровневое в aleimi-структуре, что свет Ревика без сканирования не мог распознать его как живое существо.

Или это было настолько чуждо его свету, что он не знал, как это почувствовать.

Эта мысль нервировала его, отчасти потому, что казалась более правдивой.

Сделав глубокий вдох, он толкнул панель внутрь.

Он вошёл сам, когда сигнализация не сработала, и никакие дополнительные меры безопасности не выстрелили в него или не попытались отрезать ему руку.

Задвинув за собой панель, он остался у двери, оказавшись внутри.

Это была не только осторожность.

По большей части это был шок от самой комнаты.

Ревик уставился вверх, тяжело дыша и осматриваясь по сторонам.

Гораздо более высокий потолок, чем он ожидал, открылся его взгляду, изгибаясь так высоко, что это искажало его восприятие. Ревик поймал себя на том, что высчитывает эту высоту, пытаясь каким-то образом определить её количественно. Самое близкое, что ему удалось прикинуть — это предположение, что она занимала примерно два из тех крутых лестничных пролётов, по которым он только что спустился — почти невероятная высота, учитывая, где он находился.

Один только инженерный подвиг вызывал благоговейный трепет в его свете.

Ревик сосредоточился на содержимом самой комнаты, рассматривая огромные, бледно-золотые и зелёные баки, которые тянулись более чем дюжиной изменяющих перспективу рядов перед ним и по бокам.