Дракон мелового периода

Антонина посмотрела на меня так, что я почувствовала себя полной дурой, хмыкнула и переключилась на Андрюшу:

— А у тебя что за проблемы?

— Оно хотело пить… — пролепетал мальчик, растерянно показывая на пруд.

Внезапно поверхность пруда колыхнулась. Из воды высунулся толстый белый росток. Он быстро потянулся кверху, наливаясь зеленью. По воде от него бежали круги. От стебля отпочковались два отростка и на наших глазах переродились в круглые, похожие на веер листья. Листья раскрылись, опустились на воду и поплыли. На среднем стволе начал набухать круглый тугой бутон. Вскоре с легким треском бутон раскрылся, на свет показались полупрозрачные багровые лепестки, по форме напоминающие наконечники копий. Тяжелый водяной цветок, похожий на закатное солнце, несколько секунд глядел прямо в небо, а потом склонился на стебле, как будто здороваясь с нами.

— Вау! Какой красивый! — восхищенно выговорил Андрюша.

— Это, наверно, лотос, — проявила я эрудицию.

Хитрая Антонина! Наверняка нарочно посадила Андрюшку на берегу пруда, когда увидела, что он вытянул семечко водяного растения. Я краем глаза поглядела на нее. Несмотря на традиционно придирчивый взгляд наставницы, я видела, что она довольна. Хе-хе, молодец Геля, похвалила я себя, разгадала загадку для первоклашек. Ладно, пусть мелкий порадуется.

— Это Геля придумала бросить стручок в воду, — тут же выдал меня Андрей. Надо же, запомнил, как меня зовут.

— Он бы и сам догадался, — пробурчала я. — И вообще это был его стручок.

Антонина на меня поглядела и покачала головой.

— Пошли-ка побеседуем, — сказала она.

Мы отошли к нависающей над водой черемухе, к которой была привязана лодка. Антонина села на пологий ствол, отполированный штанами и покрытый надписями, как старая скамейка. Я в ожидании приговора осталась на ногах.

— Ну что тебе сказать? — резко произнесла Антонина. — Для начала, чтобы не оставалось никаких недомолвок: в мастерской тебя не восстановили и в ближайшее время восстанавливать не собираются.

Я опустила голову и отвернулась. Все, надежда умерла. Конечно, было бы логично этого ожидать, но все-таки…

— Ты чего надулась? Плакать собралась, что ли? А сама виновата, дорогуша, ты одна, и никто, кроме тебя. И давно надо было гнать! За лень, и за самодеятельность, и за опоздания твои непрерывные! Еще зимой меня на педсовете спрашивали: ну как, тянет новенькая? А я-то тебя выгораживала: ничего, дескать, хоть и глуповата, и безответственна, но какой-то проблеск таланта имеется — давайте ее еще подержим на курсе, дадим шанс… Потому что заниматься надо, вкалывать! Пахать, пахать и еще раз пахать! А не за мальчиками бегать!

«И об этом знает!» — с трудом сдерживая слезы, подумала я. Что ж, все понятно. Теперь Антонина в последний раз порекомендует мне отправляться в ПТУ, и я пойду в художку забирать документы.

— На самом деле все не так плохо, — менее резко, чем прежде, сказала Антонина. — Сейчас идут выпускные экзамены, и всем просто не до тебя. Скорее всего, вопрос о твоем восстановлении будет решаться в сентябре.

Я вполоборота повернулась к Антонине, уловив в ее голосе намек на сочувствие.

— И как он будет решаться? — угрюмо спросила я. — Положительно или отрицательно?

— Уж этого я не знаю. Но до сентября у нас три месяца, за которые может случиться всякое. Ты в училище заходила?

— Ага.

— Задание на лето на доске объявлений видела?

— Да я не смотрела — меня же это теперь не касается.

— Еще как касается. На обратном пути зайдешь еще раз и внимательно прочитаешь. И к первому сентября изволь представить результат. Да такой, чтобы впору на городскую выставку отправлять. Придется, конечно, серьезно потрудиться, что с непривычки тяжело…

— То есть, если я сдам хорошую работу, то меня…

— Никаких гарантий я не даю, — быстро сказала Антонина. — Но имея на руках достаточно приличную летнюю работу, я смогу осенью продемонстрировать, на что ты способна. Понятно?

— Ага, — сказала я, улыбаясь сквозь слезы. — А что за тема?

— Там все написано, — отмахнулась Антонина. — И вот еще. Чтобы ты за лето не деградировала окончательно, я предлагаю тебе позаниматься индивидуально.

— С вами?

— Нет. Я летом хочу поехать на теплое море, от вас всех отдохнуть. А заниматься ты будешь с одним очень хорошим преподавателем. И не просто хорошим, а потрясающим. Ты, конечно, не в состоянии оценить масштабность его личности, но я уверена, что даже эпизодические занятия с ним будут исключительно полезными. Теобальд Леопольдович — ученый европейского уровня, кладезь энциклопедических знаний, опытнейший педагог и просто прекрасный человек. Когда-то я и сама у него училась…

— Погодите… где-то я слышала это имя…

— Неудивительно. — хмыкнула Антонина. — Теобальд Леопольдович Хохланд. Прошлой зимой он читал у вас обзорную лекцию по истории и философии Чистого Творчества.

«Ах, это тот ветхий старикан, который чуть не убаюкал нас до смерти своим утомительным трепом?» — едва не вырвалось у меня.

— А, такой ученый дедушка с длинной бородой?

Антонина поморщилась от моей непочтительности.