Дракон на войне

Все латники были в кольчугах, и у всех поверх них торс прикрывали стальные нагрудники с выгравированным гербом короля Франции, который теперь, в лучах заходящего солнца, отливал красным. Возможно, поэтому стрелы Дэффида и поражали горло и другие незащищенные места. В любом случае тот, в кого он попадал, был уже не участник предстоящей схватки. Но их было слишком много, чтобы эти потери существенно изменили соотношение.

— Рубите носовые и кормовые канаты! — закричал Эдуард.

Латники еще находились в начале причала и приближались рысью, замедленной весом их лат и оружия, когда на пристани появились три босых парня в оборванных рубахах и штанах. Парни подбежали к лодке и ловко спрыгнули на борт. Они тут же занялись канатами, которыми суденышко было с обоих концов привязано к пристани. Наконец канаты поддались, и лодка начала отходить от пристани.

К несчастью, случайная волна упрямо отбросила лодку обратно к причалу — как раз в тот момент, когда первые латники достигли пристани.

Один из латников бросил веревку с абордажным крюком на конце и зацепил лодку за нос, а несколько других подтянули ее и опять прижали к пристани.

Остальные латники столпились на борту. Вес стольких людей заставил Жиля, Брайена и Джима перебежать на другой борт. Ни у одного из троих не было времени надеть что-то, кроме кольчуги. Джим вышел в кольчуге с постоялого двора, а Жиль и Брайен облачились в свои, как только Джим освободил их из подземелья.

В остальном соратники были ничем не защищены и, если не считать Джима, без шлемов. Из оружия у них имелись только мечи и свисающие с рыцарских поясов кинжалы плюс лук Дэффида.

Вот с таким оружием, в легких доспехах, они втроем встретились с противником в латах, который грозил одолеть их только своим весом и числом.

Не было никакого сомнения, что, по крайней мере, Брайен и Жиль, а возможно, и Дэффид, отложивший в сторону свой лук и вооружившийся длинным ножом, который всегда носил при себе в ножнах, один на один превосходили любого из нападавших. Но при такой численности противников поражение или пленение обороняющихся было лишь делом времени.

Секох сложил руки.

Одежда, которую Джим заставил его купить, разлетелась в клочья. Он опять стал драконом.

Одним мощным взмахом крыльев он поднялся над головами людей, футов на двенадцать, время от времени ныряя вниз, разинув пасть с массивными зубами и расставив саблевидные когти на передних лапах. Он взревел.

Французские королевские латники были смелыми людьми. Возможно, даже очень смелыми. Иначе они не носили бы на своих стальных нагрудниках выгравированных леопардов и лилии — французский военный герб.

По драконьим меркам Секох был малюткой. Но сейчас, паря всего в нескольких футах над их головами, с расправленными крыльями более чем двенадцати футов в размахе на фоне заходящего солнца, отбрасывающего его тень на несколько ярдов вдоль пристани и дальше по склону, ведущему к питейным заведениям, он выглядел существом, которому в этом мире никто не в силах противостоять.

Он, как показалось латникам, появился прямо-таки из ничего, и то, что он являлся порождением ада, было наиболее вероятным. Англичане, как известно каждому, использовали любую мерзость — свидетельство тому тот факт, что его светлость папа Иннокентий Второй на Втором латинском совете в 1139 году предал анафеме лучников, таких, как один из находившихся здесь; лучникам не подобало воевать среди христиан, за исключением, естественно, войны с неверными.

Латники стремительно отступили.

Один из матросов, парень из той троицы, которая запрыгнула на палубу как раз перед латниками, перерубил веревку с абордажным крюком. Двое других уже ставили парус, а Эдуард опускал в воду длинные весла. Через мгновение они уже двигались, медленно, но двигались, набирая скорость по мере того, как приближались к той части залива, откуда не было видно земли, — к выходу с брестского рейда в открытое море. Секох приземлился на палубу, всем своим видом показывая, что весьма доволен собой.

— Отлично сделано, Секох, — похвалил Джим.

Секох застенчиво опустил голову:

— Ерунда, милорд.

А у них за спиной, на вершине холма, толпа из человеческих тел окружила питейные заведения — рябой моряк и его люди уставились им вслед.

— Мне придется придумать действительно красивую историю, прежде чем я рискну вернуться в этот порт, — сказал Эдуард сквозь зубы. — Надеюсь, вы будете иметь это в виду, господа, когда станете со мной расплачиваться, и накинете к той небольшой плате, которую обещал валлиец. Эта плата не учитывала потерю доступа в порт, который был моим главным источником доходов.

Эти слова сильно подействовали на Джима. Даже если рябой и его люди поверили в рассказанную Джимом историю, вид латников короля Иоанна, которые пытались их захватить, превратил эту историю в ложь. Он и его спутники действительно должны Эдуарду больше того, на чем сторговались первоначально.

— Насколько это в моей власти, — сказал Джим шкиперу, — я постараюсь, чтобы ты на этом не потерял.