Самшит была уверена, что совершенно контролировала каждую мышцу лица, но волшебница всё равно усмехнулась так, словно увидела желаемое. А потом истинные чувства поднялись из глубин её души и перед Самшит появилась страдающая, искренне обеспокоенная женщина.
– Я, наверное, была бы очень зла на вас, преподобная, – глухо сказала Шира, – если бы не то,
Самшит всё ещё не ослабевала контроль, которому училась с раннего детства, каждый вздох, каждое движение было в её полной власти, но удержать вопрос жрица не смогла. Или не захотела.
– Даже на вас он
Волшебница крутанула кольцо на одном из пальцев, улыбнулась, покачала головой.
– Мы оба согласились, что дружба помогает работе, а страсть, – нет. Он забавный, этот дуболом, всегда был такой. Из нас двоих я взрывная, а он рассудительный и смягчающий.
– Охотно верю.
Шираэн помолчала, разглядывая столешницу, подбирая слова, которые, на самом деле, давно были подобраны, нужно было только найти силы для их произнесения.
– Помню его совсем салагой. Я и сама тогда была зеленовата ещё, но он только вступил в отряд, худой, долговязый, но такой… несгибаемый. Потом, когда мы сработались, я не раз думала, что, наверное, он состарится и умрёт на моих глазах. Если будет достаточно удачлив, разумеется, при нашей-то службе. Но я не ожидала, что всё случится так… молниеносно.
У Самшит кольнуло сердце.
– Порой я забываю, сколь щедрый срок отпущен волшебникам, – сказала она.
– Верно. И бывает так, что долголетие, – зло.
Нужно было поскорее сменить канву этих полуночных откровений.
– К счастью, ваша семья будет с вами достаточно долго. Надеюсь, это не прозвучало…
– Не прозвучало, преподобная. Всё верно, и я счастлива, что они у меня есть.
– Возможно, я не осведомлена в нужной мере, но разве гномы часто принимают к себе людей?
– Мне посчастливилось, – сказала Шираэн, – хотя, судьба получила свою плату за достойный жребий.
Внезапно волшебница закинула на стол левую ногу, провела по мешковатой плотной ткани рабочих штанов.
– Отец сделал её, как и многие другие, что приходилось менять по мере взросления. Он случайно нашёл меня во время одного из своих странствий, старый непоседа, сжалился, привёз домой, к матери, которая приняла без сомнений. Вместе они любили и растили меня, невзирая на все проблемы, которые последовали.
– Трудное взросление?
– Что? Нет! Я была паинькой! Но мой па рунный кузнец, он владеет частью Ремесла, которая никогда не должна покинуть гномий род. Дочерью признал меня он, но не все гномы, так что Палата долгое время настаивала на том, чтобы старик передумал. К счастью, лучшие всем нужны, так что он отстоял наше родство, поклявшись на бороде Туландара, что не станет учить меня, как учил братьев.
– И как вы это пережили?
– Прекрасно! Я была маленькой и во всём хотела походить на маму, а она – женщина вполне традиционных порядков: очаг, семья, честь рода. Так было до семи лет.
Жрица поймала себя на мысли, что испытывает большой интерес к жизни кого-то вне её религиозной веры. Нечасто такое происходило.
– И что случилось тогда?
– Дар проявился, что ж ещё. Среди людей его заметили бы много раньше, однако, гномы не чувствуют магию, а я старалась быть тихой мышкой. Когда же магии не уделяют внимание, она становится настойчивой и заявляет о себе. Тот выброс сырой гурх
– Но не убили.
– Отец в обиду не дал, но послал учиться в Хрустальную Арку. Это школа волшебства королевства Бре
На очередной бутылке пива была сломана печать, Самшит отказалась от предложения, и волшебница сделала хороший глоток.
– Я рада, что мы встретились. С ним. Не знаю, куда поведёт Кельвина судьба, но… если в конце этого пути будет гибель, хочется знать, что мы расстались друзьями.
– Шираэн…
– Не спрашиваю, что за цель движет вами, преподобная мать, но он заплатил большую цену ради её достижения. И заплатит ещё больше, потому что такой уж он человек, – если что решил, то непременно сделает. Даже не ради цели, ради вас. Уверена, что вы тоже цените это.
– Очень ценю.
Волшебница поднялась. Они сказали друг другу всё, что имели, и даже прощаться было необязательно. Тем не менее, Самшит положила руку на плечо Ширы.