Дракон острова Кенгуру

Валет поднял знамя. Знамя, от взрыва, также, как и знамя у пиратов, превратилось в грязные закопчённые лохмотья, и стало напоминать тряпку, для мытья полов. Гусак, также, поднял, грязное от копоти, доверенное ему знамя. От полотна, в результате взрыва, осталась половина. От изображения Дракона оторвало две головы, и он, на изображении, превратился в одноглавого.

— Плохое предзнаменование, Саид, — сказал Гусак, показывая знамя Саиду, и, вытирая чёрное, от копоти, лицо.

Саид, окинул взглядом лицо Гусака, перепуганное от взрыва, затем, оглядел оба знамени, после чего, приказал:

— Пустяки! Вперёд! В атаку! Победа близка!

Саид поднялся в полный рост, и сделал очередной шаг в сторону отряда Юлии, размахивая своим пистолетом. Следом, за ним, поплелись Гусак и Валет, размахивая потрёпанными знамёнами. Воины-разбойники вынуждены были, вслед за Саидом, подняться в атаку. Юлия снова заволновалась. Она быстро подбежала к ближайшей от неё пушке, и схватила горящий фитиль у упавшего раненого артиллериста. Другой артиллерист этой пушки навёл её на пиратов, и Юлия поднесла горящий фитиль к запальному отверстию орудия. Пушка выстрелила в сторону Чёрной Бороды. Разрывное ядро полетело, и упало возле Тича и Одноглазого, и взорвалось. Тича, Одноглазого и попугая Барона отбросило, взрывной волной, в сторону, на шесть шагов, и засыпало землёй. Они, все трое, оказались в большой куче, из песка и земли. Все остальные пираты, со страхом, снова залегли.

Эдвард Тич начал выкарабкиваться, и, сначала, из земляной кучи, появилась его чумазая голова, в грязной и помятой шляпе.

— Чёртова девка! — проворчал, себе под нос, Эдвард Тич, кинув взгляд в сторону лагеря Юлии.

Затем, предприняв большие усилия, с помощью рук и ног, ему удалось высвободиться, но его борода, от конца до середины, за что-то зацепилась, и всё ещё оставалась в земляной куче. Тич, в этот миг, имел очень смешной неуклюжий вид, и ему, никак, не удавалось, даже, привстать.

В этот момент, из земляной кучи, возле Тича, показалась грязная голова Одноглазого, на которой не было его зелёной шляпы и трубки в зубах.

— Ух! — промычал Одноглазый, тряся головой, отряхиваясь от грязи, делая усиленные попытки вылезти из земляной кучи, и, имея, как и Тич, очень грязный смешной облик.

Тич отшвырнул в сторону горлышко, от разбившейся, при взрыве, бутылки, бросил взгляд на Одноглазого, и крикнул ему:

— Одноглазый! Ты живой?

— Живой! — отозвался Одноглазый, загробным голосом.

В этот миг, из земляной кучи, вылез попугай Барон, который, быстро отряхнулся и закричал, во всё попугаичье горло:

— Кошма-ар! Кошма-ар! Кошма-ар!

Всюду, вокруг, рвались пушечные ядра, и свистели пули. Тич слегка приподнял голову, но его борода натянулась, как канат, и ему, в щеках и в подбородке, стало очень больно.

Одноглазый начал вылазить из земляной кучи, а Тич стал, обеими руками, откапывать свою бороду. Наконец, Одноглазый, кое-как, выкарабкался из земляной кучи, после чего, с большим трудом, отыскал в песке потухшую трубку и свою изуродованную шляпу, которая стала рваной и грязной, и одел её на свою голову. Затем, Одноглазый отряхнулся и откопал закопчённое, грязное и рваное знамя, после чего, подскочил к Тичу, бросил рядом, на землю, знамя, и, обеими руками, начал помогать, тому, откапывать его драгоценную бороду. Одноглазый, руками, наткнулся на пистолет Тича, засыпанный вместе с бородой.

— Пистолет, — сказал Тичу Одноглазый, передавая, тому, его оружие.

Тич взял свой пистолет, отряхнул его, и вложил в кожух перевязи.

Через три минуты, бороду Эдварда Тича удалось высвободить. Одноглазый взял в руки знамя, прилёг на живот, а Тич, не обращая внимания на пролетавшие мимо пули, и рвущиеся, рядом, ядра, начал отряхивать свою бороду от земли, грязи и песка. Все четыре фитиля, на конце его бороды, продолжали тлеть и дымиться, что придавало Тичу, и всем пиратам, как они все считали, дополнительную храбрость. Наконец, Эдвард Тич вытряхнул свою бороду, осмотрел поле сражения, и, глядя на обороняющийся лагерь воинов Юлии, лёг на землю.

— Индюк! — позвал Тич своего второго помощника.

К лежащему на земле Тичу, подбежал Индюк, находившийся неподалёку, держа под мышкой потрёпанное знамя.

— Ты звал, Тич? — спросил Индюк.

— Звал, — прорычал Тич.

Чёрная Борода приподнял голову, и приказал Индюку:

— Распорядись подать, мне, бутылку рома.

Индюк, тут же, испарился, и, через пять минут, Чёрной Бороде была доставлена бутылка рома. Одноглазый вытащил из кармана мешочек с табаком, набил свою трубку новой порцией табака, положил кисет в карман, после чего, подкурил от тлеющего фитиля, что тлел в бороде Тича, и сделал затяжку. После этого, он сел на землю, и начал курить.

Тич вытащил, с перевязи, пистолет, и встал в полный рост, несмотря на пролетавшие мимо пули и пушечные ядра, и не обращая на них никакого внимания.

— Вставай, Одноглазый! — приказал Тич своему помощнику. — Победа близка. Выше знамя!