Я скользнула ладонью по коже. Кончики пальцев нервно закололо. ?дно дело со стороны смотреть, а совсем другое – щупать.
Чуть заметные толчки сердца заставили меня облегченно выдохнуть. Глупо было бы гоняться за неуловимым драконом, чтобы потом его же в первую встречу и прибить.
Пришлось распрямиться, и, уперев руки в бока, на манер грозной женки, поймавшей дражайшего супруга за распитием настойки, которую полагалось выставить на стол к приезду мамы, с укором уставиться на тело.
Вдали по тракту, который больше походил на широкую тропинку, двигалась неспешно груженая телега.
– Эй! – крикнула я.
Затем совершила то, за что нянюшка точно бы взяла хворостину – засунула два пальца в рот и свистнула. Это Кит-егоза научил меня, ещё в детстве, за слюнявый поцелуй в щеку.
Но помощь пришла неожиданно не с дороги, а из кустов, что росли по кромке леса.
– Дева? - удивился бородатый тип в простой рубахе, подпоясанной бечевкой, и широких штанах. Вида он был безобидного, если бы не топор в руках. – Чего шумишь?
Я во избежание недопонимания и проблем, решила схватить лопату. Так мы и застыли напря?енно изучая друг друга. Но мужик оказался неробким малым и, почесав бороду, двинулся в нашу сторону.
– Так в чем дело-то? - повторил он. - Каpтошку ещё рано воров… то есть окучивать, - притворился исключительно добропорядочным типом и попытался спрятать за спину топор. - Чего ж тебе надобно?
– Нет, – я гордо вздернула нос, намекая, что трусливых тут нет, и тут же шмыгнула им. - У меня тут вот…
– Дела, - крякнул странный мужичок. - Закапывать собралась? Так чего в поле, до леса близко. Помочь? Я много не возьму, на червушке сговоримся.
Я рассеянно почесала нос черенком лопаты:
– Помощь-то мне нужна, только не совсем в рамках вашего предложения.
– Чего? – озадачился нечаянный свидетель, у которого с мыслительным процессом оказалось ещё хуже, чем у меня.
– Закапывать не надо. Зря я, что ли, его щупала?
– А что тогда хочешь, зачем окаянного прибила? - не унимался этот новоявленный следователь, кося глазом в сторону моей добычи. - Неужто мертвяком за собой заставишь ходить? - глаза его округлились, рот открылся.
«Вот ещё бы язык вывалил и сам бы стал на упыря похож», - мелькнула в моей голове шальная мысль. Поэтому я стояла и соображала, как до этого донести, что ничего подобного я не замышляю, и ноша моя пока ещё жива, правда, не совсем здорова.
– Так мне б его на телегу, мил человек, - решилась на хитрость, - до дому родимого довезти надо.
– Хворый, что ли? – прищурился надоедливый мужичонка, почёсывая за ухом обухом топора.
– Конечно, хворый, – утвердительнo закивала я, перехватывая лопату покрепче, а то мало ли что у него в голoве. - Горячка была у сердешного, вот и сбежал.
– А зачем лопатой кидалась? - прищурился тот. - Ей разве горячку лечат?
– Ещё как, - подтвердила я и посмотрела на подъезжающую телегу. – Слушай, я тебе грошик, а ты мне болезного в телегу погрузить помоги, - попросила я этого зануду.
– Не-а, – не согласился тот, - гони серебрушку целиком, а то я расскажу, как ты за ним гналась и лопатой родимого прикладывала.
Я от такой наглости оторопела. Целую серебрушку? Да я лучше этого махнюка голым тут брошу, а позже другую телегу подгоню. Но потом посмотрела на бледного парня, лежащего у моих ног, и чуть не всплакнула. У него уже даже веснушки выцвели. Не окочурился бы. ? впрочем, какая разница? Положу в гроб и повезу домой оплакивать. Так даже удобнее. Если по дороге воскреснет, то все равно хлопот значительно меньше. ? гроб и заколотить можно.
– Не хочешь, не надо, - пожала я плечами, – тогда кого-нибудь другого попрошу, посговорчивее.
Я отвернулась от него. Всё равно топором не треснет, свидетелей много. Телега поравнялась с нами.
– Ах так, - прошипел где-то сзади этот гнусный упырь. А как бы вы на моём месте его прозвали? - Ну, держись. Народ, - заорал он, огибая меня с телом под ногами, и выходя на дорогу перед телегой, - требую суда! Эта девка, - ткнул в меня топором, - только что убила человека, я свидетельствую!
«Вот же козлина старая», - подумала я, поскорее придавая лицу скорбное выражение. Даже вселенскую печаль, наподобие той, когда батюшка ловил меня на краже конфет с буфета.
С телеги слезли два похожих друг на друга мужика. Один крепкий увалень с пегой окладистой бородой в чёрной рубахе и жилете, второй долговязый, помоложе, oдет в серые штаны и рубаху. На его гладком юношеском лице торчал крупный нос, и топорщились рыжие как у отца усы. Я быстро окрестила их Усач и Бородун.
Бородун направился ко мне. Моя вселенская скорбь с одинокой слезинкой, скатившейся из уголка глаза, слегка смягчила его.
– Это правда? – пробасил он.
– Нет, - я усиленно затрясла головой. - Он жив, можете удостовериться сами.
– А почему голый? - удивленно рассматривал тело мужчина.
– Так у полюбовницы был, – всхлипнула я.
– У полюбовницы? - Бородун оглянулся на Усача, и тот поспешил к нам. Подошел и пощупал пульс. Подняв голову, утвердительно кивнул.
– Рассказывай, - приказал мне.