Читаем Дракон с гарниром, двоечник-отличник и другие истории про маменькиного сынка полностью

Стали мы заказывать обед. Меню было внушительное, но против большинства блюд стоял минус — временно отсутствует. Мое внимание привлек салат дальневосточный из морской капусты с трепангами. Что такое трепанги, ни папа, ни мама не знали, и морской капусты тоже никогда не пробовали. Спросили у официанта — тот посмотрел на нас оценивающим взглядом, почесал в затылке. Трепанги, говорит, это такие морские огурцы. Вообще от них военные плюются, но, может, вам и понравится. Давайте принесу, если что — сразу унесу обратно и в счет не поставлю. Еще и как понравились нам с мамой трепанги, и морская капуста на ура пошла! Папа, правда, отреагировал сдержанно и попросил себе кильку с луком. Солдатам в подсобке, говорит, этих огурцов не надо давать, дайте им лучше побольше гарнира к бефстроганову и белого хлеба с маслом. И пива, но только по одной бутылке, а то они с непривычки у меня из кузова повыпадают.

Мы еще немножко погуляли по Зелёнке, посмотрели на осликов и пони и поехали домой обставлять квартиру. А я с тех пор полюбил всякие морские продукты, от маринованной морской капусты до род-айлендского лобстера и остендских устриц.

Привезли мы мебель в Воздвиженку, расставили в квартире, повытаскивали из чемоданов и баулов томившиеся там с Ленинграда шмотки, и папа сказал: «Надо устраивать новоселье, а то меня товарищи не поймут». И стал с мамой составлять список гостей — дело всегда весьма тонкое, а в гарнизонном городке и подавно. Ведь там все люди делятся на старших по званию, равных по званию и младших по званию. И еще на начальников и подчиненных. И еще много чего надо принимать в соображение, и не в последнюю очередь симпатии и антипатии между женами собратьев по оружию. Особо сложно решить, кто будет самым почетным гостем — непосредственный начальник или кто поглавнее. Родители решали и перерешивали несколько раз, пока папа не стукнул кулаком по новенькому столу и не сказал: «Плевать я на все хотел, приглашаем главного инженера дивизии с его коровищей, пусть Мальков хоть удавится!» А майор Мальков, напомню, был папин командир и по званию ниже коровищеного мужа — выходит, не самый почетный гость. Мама подумала и говорит: «А давай и Шапиру пригласим, он тоже подполковник, и получатся два равнопочетных гостя, Мальков это легче переживет». — «О! — вскричал папа. — Какая ты у меня умница!» На том и порешили.

Тут уместно будет сказать еще пару слов об уже неоднократно упоминавшемся подполковнике докторе Шапиро. Он был начальником медицинской службы и старшим врачом дивизии. В обычных сухопутных войсках это должность так себе, не шибко заметная. Но наша-то дивизия была дальней авиации, и в ней начальник медслужбы и подчиненные ему полковые врачи были Уважаемыми Людьми. Потому что перед каждым вылетом экипажи наших тяжелых бомбардировщиков проходили медицинский осмотр, а раз в полгода — тщательное освидетельствование на предмет годности к полетам. Не понравится доктору, как смотришь-дышишь, — без долгих разговоров отстранит от полетов. И плакали и «полетные» (которых за месяц набегало еще с два оклада), и летно-подъемный паек с коньяком, икрой и шоколадом, и прибавка часов налета в личной книжке летчика. А несколько таких отстранений — пожалуйте на врачебную комиссию со страшным для любого летчика вероятным диагнозом: «К боевым полетам непригоден». Понятно, что врачей у нас холили и лелеяли, а доктора Шапиро в особенности: он имел право отменить решение полкового врача и в порядке исключения допустить к полету. И в комиссии его слово не было последним. В завершение прочих достоинств, он распоряжался запасами отборнейшего медицинского спирта, ценившегося знатоками еще выше, чем папин радиотехнический.

Ничего не могу сказать о медицинских познаниях доктора Шапиро (хотя раз пришлось иметь с ним дело, о чем еще будет рассказано), а человек он был симпатичный, большой юморист и знаток бесчисленных еврейских анекдотов. Но рассказывал их далеко не всем и каждого нового потенциального слушателя высоко ценил. Папиному приглашению на новоселье он очень обрадовался — это давало повод, несмотря на разницу в званиях, завязать дружбу с в меру интеллигентной ленинградской семьей, да еще и пригодной для выслушивания еврейских анекдотов! Наличие у него дочки Мариночки одного со мной возраста тоже сыграло роль в этом сближении.

Кроме дивинженера, дивврача и Малькова, были приглашены папины коллеги по командованию батальоном: начштаба, замполит и зам по строевой (а папа, напоминаю, был зампотех), а также подчиненные папе инженеры и еще кто-то. Всего уселось за нашим столом (он, к счастью, был раздвижным) человек двадцать.

<p>Пять источников для сытых летчиков</p>
Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии