— Пожалуйста, потерпи, — шептал он, уже не понимая, кому — то ли Вельмине, то ли самому себе, — потерпи, все будет хорошо.
И не был в этом уверен, потому что грудную лихорадку так просто не вылечишь. А где в глуши найти лекаря? Нигде, конечно. Силы стремительно заканчивались. Он убеждал себя в том, что надо идти быстрее, а сам понимал, что на самом деле движется медленнее, чем вчера. Он заставлял себя бережно придерживать Вельмину, перебросив ее на плечи — а руки-то дрожали от напряжения, и пальцы то и дело сводило судорогой. Вокруг же — только лес, лес, и ещё раз лес. Сосны с ровными стволами, высокие, торчат из земли частоколом. Муравейники по пояс высотой. Временами кусты, колючие, противно цепляются к штанам…
Надо было торопиться. С каждым часом шансы на спасение таяли — как мед в кипятке. И поэтому, когда лес изрядно поредел, а впереди, в мутных сумерках, замаячила темная стена кособокой избы, Итан от всего сердца поблагодарил всех Богов.
Дом, к которому он вышел, потемневший от времени сруб, крытый тростником, был старательно огорожен плетнем из явно собранного сухостоя. Тут же залилась басовитым лаем привязанная собака — огромный мохнатый волкодав. Итан толкнул ногой калитку и вошел. Собак он не боялся, наоборот, собаки всегда боялись его, как только понимали, что пахнет он не совсем как человек.
— Эй, — крикнул он, — открывайте!
Волкодав, наконец сообразив, что с гостем что-то не так, озадаченно примолк.
Итан шагнул на крыльцо.
— Кто-нибудь здесь есть?
И услышал, как провернулась по ту сторону хилой двери щеколда.
— Иду, иду, чего раскричался, милок? — продребезжало старческое.
Дверь отворилась, и в щель высунулась старушка в сером мешковатом платье и чепце. В руке — на удивление — она держала новенькую алхимическую лампу.
— Это что такое? — она смерила Итана подозрительным, но отнюдь не удивленным и не испуганным взглядом.
— Моя жена… заболела, — отчего-то смутившись, пробормотал он, — что-то нужно делать…
Старушка была низенькой и крепкого телосложения. Ее длинный нос смешно шевелился, словно принюхиваясь. Глаза казались совершенно черными. И больше всего походила она на мышь в чепце.
— Вижу, — она покачала головой, — эх, горячие головы. Проглядел свою женушку-то… Ну, заноси, буду смотреть, чем тут можно помочь. Э, погоди. А платить у тебя есть чем?
— Ничего у меня нет, — через силу ответил Итан, — сейчас нет. Но я могу…
— Конечно, можешь, милок, — старушка хитро улыбнулась, — дрова колоть, крышу поправить, воду носить. У меня помощников добровольных нет. Лесную ведьму не очень-то жалуют в деревне.
***
Внутри было довольно уютно и чисто. Сруб оказался разгорожен на две части, и вход на вторую половину оказался аккуратно завешенным пестрым вязаным ковриком. У перегородки и у бревенчатой стены стояли две пустые кровати, бережно застланные такими же вязаными ковриками. Единственное окно, затянутое пузырем, слепо глядело в наступающую ночь.
— Ну, клади свою жену на кровать, — решительно скомандовала старушка.
— Где ближайший лекарь?
— Так я — лекарь. Сказала же, что ведьма.
Итан ещё раз огляделся, не увидел и следа алхимических препаратов. Впрочем, они могли быть спрятаны и во второй комнате, куда его не приглашали.
Итан осторожно уложил Вельмину на ту кровать, что у перегородки. На миг ему показалось, что она больше не дышит — и от этого все внутри мгновенно взялось ледяной коркой — но тут же Вельмина слабо шевельнулась. Итан выдохнул.
— Какой алхимией ты пользуешься? — спросил он у старушки.
Само слово «ведьма» никаких ассоциаций не вызывало. И в Аривьене, и в Селистии любые изменения материи происходили исключительно под действием алхимических законов трансмутации.
Старушка сложила руки на груди и укоризненно уставилась на Итана.
— Смотрю, ты точно не из Кентейта. Север благословлен Старицей, у нас еще рождаются маги, которым ваша алхимия и даром не нужна.
Итан тряхнул головой. Все же он устал Даже очень. И потому все эти рассказы старушки тонули в вязком непонимании.
— Ты ее вылечишь? — спросил он напрямую, — я сделаю все, что угодно. Только вылечи.
Старушка посмотрела на Вельмину и покачала головой.
— Грудная лихорадка — дурное дело. Но ещё никто у меня на руках не умер. Так что тебе, милок, повезло. Ну, иди, посиди на крыльце, а я тут займусь твоей женушкой.
Итан кивнул, ещё раз посмотрел на Вельмину. Она снова показалась ему неживой. Но потом, по слабому шевелению одежды на груди, Итан понял, что Вельмина все-таки дышит.
«Тебе, Пакрион, молиться надо всем богам, чтобы она выжила».
— Иди-иди, — старушка мягко подтолкнула его в бок, в сторону двери, — и не лезь сюда, пока я не позову, понял?
Итан покорно побрел прочь из дома. Ему хотелось ещё раз посмотреть на Вельмину, в сердце зрело нехорошее предчувствие — мол, взглянуть в последний раз — и он из последних сил гнал его прочь, это предчувствие… Она ведь обещала, что выйдет за него замуж. Так зачем умирать-то? В самом деле, ну что за глупости?
Уже на пороге его снова окликнула хозяйка.
— Сколько дней она так?