Дракон с отрезанными крыльями (СИ)

Почему же Создатели приберегли для него чудо? Или решили снова посмеяться?

Дарре думал половину ночи. Почти что одетый, почти что сытый, почти что здоровый — ему ничего не стоило сбежать из этого дома и затеряться в лесу. О том, что его там ждет, Дарре запретил себе вспоминать: сдохнет и сдохнет, никто не заплачет.

Но остаться хотелось невыносимо. Без всякого объяснения, просто возле этого тепла и доверия, что исходили от Лила и его жены. Их никогда не было в жизни Дарре. Свобода — да. Независимость — да. Вседозволенность — да, но все они оказались ненадежными товарищами, изменившими при первой же осечке. Вчера осечек у Дарре было больше в разы — одни только четвереньки чего стоят, — но теплота не исчезла. А ощущение доверия все чаще проникало в сердце. Лил ведь даже не запер на ночь дверь в его комнату — был уверен, что Дарре не станет пользоваться ситуацией. Не мог же он после такого плюнуть в душу этим людям. Быть может, имел такое право, натерпевшись от других их собратьев, но внутри встал запрет, и Дарре отлично понимал его происхождение. Эндов характер, заточенный на честность и благодарность, — и откуда все это у него, брошенного родной матерью и игнорируемого приемной? Может, папаша хорошим парнем был? О нем Дарре не знал ничего. Впрочем, это сейчас не имело значения.

Солнечный луч, нарисовавший на стене искривленное очертание окна, неожиданно вызвал радость. В комнате было тепло и светло, и Ариана обещала с утра снова угостить своей кашей, и Дарре, как щенок, приходил от этого в восторг. Вот только сравнение со щенком даже в мыслях совсем не восхитило. Лил вчера мужчиной его назвал, да еще и не раз, значит, Дарре должен поступать как мужчина, а не как птенец неоперившийся.

Он вытянул руку в сторону, поймав солнечный луч. И совсем уж глупо улыбнулся.

Не хотелось думать ни о прошлом, ни о будущем. Быть может, эти минуты станут самыми счастливыми в его жизни: когда так легко на душе и надежда будто дарит новые крылья. И нужно успеть ими напитаться, чтобы было потом, ради чего существовать.

В доме стояла совершенно невероятная тишина: Дарре не помнил такой ни среди собратьев, ни среди людей. Драконы не слишком разговорчивые существа, но их всегда много, и шум они создают невообразимый. Первые хозяева слишком редко оставляли Дарре в одиночестве, чтобы он успевал понять, что такое покой, а образ жизни второго и вовсе не предполагал таких излишеств: ночные переезды чередовались с дневными выступлениями, и стук колес сменял гул толпы, и Дарре привык, не замечая звуков…

Но не заметить тишины не мог. Все в этом доме было не таким, как раньше. Словно обратная сторона царившей до этого в жизни Дарре ночи. Будет ли продолжение иным — как часть освещенной и обогретой солнцем руки? И зависело ли что-то от Дарре?

Он вдруг вздрогнул, задышал часто. Покуда видел в последних событиях только божью милость, мог лишь ждать, надолго ли ее хватит. А теперь в голову закралась крамольная мысль о том, что он способен как-то повлиять на свое будущее. Не сбежать, как думал раньше. А попытаться… хоть немного понравиться Лилу и его жене — пока-то они явно к нему одну жалость испытывали. Но он же не больной и не немощный! Он у первых хозяев за десятерых работал — так неужели в этом доме помочь не сможет? Даже если сегодняшний день вдруг отобьет такую охоту — в благодарность за вчерашнее отношение и за подаренную надежду!

Дарре легко соскочил с кровати — все-таки отдых и нормальная еда, помноженные на драконью регенерацию, творили чудеса, и он уже совсем не чувствовал боли после ударов плетью, и только две главные отметины продолжали ныть, напоминая об издевательствах. Лил сказал, что раны напитаны драконьим ядом, но Дарре, хоть убей, не мог понять, как яд в них попал. В детстве он даже в образе ящера умудрялся пару раз рассекать живот и рвать крылья, но все эти повреждения заживали быстро и без единого шрама. Почему же сейчас все было иначе? И существовал ли хоть какой-то способ их залечить?

Нет, Дарре боялся не этой боли — к ней он почти привык. Но плюхаться при малейшем неловком движении в пережитые тогда ужас и отчаяние он бы врагу не пожелал. Хотя нет, были у него такие враги!..

Отогнав кошмарные воспоминания, Дарре натянул рубаху и кое-как застегнул пару крючков, позволяющих ей держаться на сутулых костлявых плечах. Штаны он на ночь не снимал, а вот рубаху побоялся измять или испоганить своей кровью: даже если Ариана вдруг за это не рассердится, вряд ли ей будет приятно брать ее потом в руки.

Обуви у него не было, но Дарре привык к босым ногам. Зимой, правда, мерзли, и тогда он кутал их в служащую постелью подстилку, но все равно отогреть мог только в образе ящера. Драконам морозы не страшны. А быть человеком неимоверно неудобно.