Дракон с отрезанными крыльями (СИ)

Нет, Вилхе был рад, конечно, когда отец освободил несчастного изувеченного дракона, потому что творимые укротителем жестокости привели его в ужас и захотелось самому выскочить на площадь, выхватить у этого изверга плетку и отходить его ей же прилюдно. И Вилхе, наверное, даже сделал бы такую попытку, несмотря на полную уверенность в том, что одних его сил на это не хватит, если бы мама не сжимала его руку так крепко и не дрожала то ли от страха, то ли от жалости, уверив Вилхе, что нуждается в нем сильнее, чем несчастный дракон. За того заступился отец, а Вилхе в его отсутствие должен был охранять женщин, чтобы никто не посмел их обидеть. Вилхе взял на себя эту ответственность с самого рождения сестры, когда впервые ее увидел: такую крохотную, такую беспомощную и такую родную, и понял, что теперь он за нее отвечает. Папа заботился о маме, мама — о Вилхе, а Ана стала его подопечной. Он старался не отходить от нее ни на шаг, будто караульный на посту, позволяя себе отвлечься только на помощь отцу. Ребята смеялись, называя его курицей-наседкой, а Вилхе только сжимал зубы и кулаками доказывал свое право поступать так, как считал нужным. После пары таких схваток мальчишки присмирели, и только Хедин — сын градоначальника и самый сильный из всех противников Вилхе — продолжал задирать Ану и провоцировать его на драку. Первое время Вилхе после каждой стычки заявлялся домой побитым и оскорбленным в своих лучших чувствах. А потом мама посоветовала использовать в драках с Хедином ум, и Вилхе из первой же вышел победителем, перестав идти на таран, а всего лишь использовав отвлекающий маневр.

После этого дышать стало легче. Хедин хоть и продолжал использовать каждую возможность, чтобы задеть Ану, до последнего теперь не упирался и до рукопашной дело не доводил. А то, что принимал вид победителя, Вилхе не волновало: они-то оба знали, за кем остался последний бой. И за кем в случае необходимости останется следующий.

Так что последний год был в жизни Вилхе самым спокойным и самым приятным. И только Ана, взрослея и начиная проявлять характер, раз за разом возмущалась опекой старшего брата и жаловалась матери на его надзор. Но Вилхе был уверен, что рано или поздно это пройдет, потому как Ана не может не понять, что он за нее отвечает по праву старшего. А теперь вдруг в их семье появился новый «старший». И должен был стать между мамой и Вилхе, принимая ее заботу и став опекуном для младшего брата. Такое положение вещей Вилхе никак не устраивало, потому и сорвался он, когда мама представляла Дарре, потому и проникся к нему с ходу неприязнью в отличие от всех остальных членов семьи. Родители, правда, вели себя с Дарре достаточно строго, чего нельзя было сказать об Ане. Она почему-то решила взять новоявленного родственника под свое крылышко. В первый же вечер принесла ему любимую куклу, «чтобы не страшно было спать на новом месте». За столом постоянно следила, чтобы мама давала Дарре порцию не меньше, чем отцу, а иногда и пыталась подкладывать ему еду из своей тарелки, «а то худой такой, того и гляди ветром унесет». Возмущалась, если отец поручал Дарре слишком тяжелые, на ее взгляд, задания. И сердито зыркала на Вилхе, когда он пытался объяснить ей, что Дарре втрое старше ее и никак не годится ей в сыновья.

— Занимайся своими делами, Вилхе, а в мои не лезь, — твердо отрезала она. — Чем дуться и обижаться, лучше бы помог Дайе говорить научить. Была бы и от тебя польза!

Вилхе фыркал, обозначая свое презрение и к ее наседничеству, и к ее подопечному, хотя в душе отлично понимал, что Ана права. И иногда даже невольно подумывал над способом, который позволил бы Дарре заговорить, но быстро одергивал себя. Названый братец, судя по его взглядам, отвечал Вилхе взаимной неприязнью, а значит, как минимум не стал бы слушать мальчишку, который сам недавно половину букв проглатывал. Однако ни родители, ни Ана за целый месяц так и не смогли добиться от Дарре хоть слова. Он старательно выполнял все их указания, но из горла у него вырывались только совершенно непонятные то хрипящие, то пронзительные звуки. Мама даже доктора однажды пригласила, чтобы тот посмотрел, все ли у Дарре в порядке во рту, но сделала только хуже. Никаких отклонений дядя Эйнард не обнаружил, а вот Дарре с тех пор заметно зажался, по-прежнему выполняя все упражнения, но словно растеряв задор и уверенность в себе. Мама за своими делами, казалось, этого не замечала, а вот Вилхе как-то раз стал свидетелем того, как Дарре на заднем дворе в одиночку пытался выдавить из себя хоть мало-мальски приличный звук, но вновь и вновь срывался на хрипы и в конце концов впечатал от отчаяния кулак в колодец, да так, что ведро соскочило с края и ухнуло вниз.