Дракон цвета любви

– Вот и я не знаю. Только в какой-то момент человек переступает черту. И становится… я даже не знаю, как назвать такое существо. Хуже бешеной собаки, хуже чумной крысы. Намного хуже. А внешне все великолепно. Улыбка, манеры, мундир… может, еще и семья. И любить он будет свою семью, и детей на руках носить, и жене дарить цветочки. И вот так, хладнокровно, скармливать химерам несчастных людей. Представляешь?

– Нет. Не представляю, – честно сказала Мариса.

– А я представляю. И хочу, чтобы больше такого не случалось.

– И как ты это сделаешь? – поинтересовался Эдгардо. – Ну так… ради интереса?

– Убью того, кто так поступил, самой мучительной смертью из возможных. И сделаю так, чтобы об этом узнал весь мир. И последователей таких тварей тоже буду уничтожать. И это будет правильно и хорошо, – жестко ответила я. – Чтобы каждый фашист знал – ему не будет пощады.

– Фашист? Кто это?

– Это неважно. Но такая тварь – не человек.

– Фа-шист. Тоже… название. Ты права, Каэтана, такое – не человек, и у драконов к нему тоже будет счет.

– Я и не сомневалась.

А если и люди за дело возьмутся, и драконы…

Некоторые явления надо изводить. Вот и изведем. Под корень.

* * *

– Что там такое?!

– Не знаю. – Я приглядывалась к пятну. Вроде бы что-то двинулось рядом с ним?

Бред! Сюда ни одно живое существо еще год не подойдет. Химеры у живых вызывают какое-то инстинктивное отвращение. До крика, до омерзения. От одного их запаха удерет даже лев.

Но пятно явно живое, оно движется…

– Человек, – подала голос Виола. – Поймать?

– Можешь?

– Могу.

Виола как-то по-особенному прижала крылья – и спикировала вниз.

Так ястребы летят на добычу, крылья вверх, лапы с когтями вниз, схватят – и снова вверх! Их этот прием не подводит – и драконов не подвел. Визг огласил окрестности: в когтях Виолы билось что-то мелкое и живое.

– Передай по команде: ищем удобное место и спускаемся, – попросила я.

Виола была согласна.

Драконы не любят ничего таскать в лапах. Это сильно нарушает развесовку. А приземляться таким образом они не любят еще больше. Но выбора не было. Мы дождались, пока все приземлятся, потом Виола опустилась почти к самой земле, отпустила пойманного – и взвилась вверх. И снова – вниз. Если она приземлится, не выпустив человека из лап, она его просто раздавит. Поэтому только так.

Меня как следует тряхануло, но вестибулярный аппарат в очередной раз не подвел. И я сползла со спины Виолы.

– Ну и кто у нас такой? Кого мы поймали? Ой, епт-компот!

Поймали! Пацана лет десяти. Отчаянно чумазого, черноволосого и черноглазого, встрепанного и зареванного. Зато с кинжалом на поясе. Санторинец во всей красе.

Озирался он так, что становилось ясно – мечтает укусить и сбежать. Но куда уж тут, через два кольца из людей и драконов?

– Ты кто такой? – рыкнул Эдгардо.

– Твое какое дело? – не менее строптиво огрызнулся мальчишка.

– Такое! Говори, а то за уши оттаскаю!

Санторинец и сказал. То, что и я сказала бы на его месте.

Я бы подумала насчет ушей, но в дело вмешалась Флоренсия. Опустилась рядом с мальчишкой на колени, сняла с себя капюшон и балаклаву, улыбнулась и погладила мальчика по черным волосам, а потом ласково, но твердо притянула к себе.

Пацан и не сопротивлялся. Как всякий санторинец, женщину он опасной не считал. А зря.

– Малыш, бедный, что же ты пережил!

Это оказалось спусковым крючком. Может, побои мальчишка бы и перетерпел, стиснув зубы и ругая нас последними словами, но сочувствие?

Мальчишка разревелся так, что я только рукой махнула. Тут соплей – на два озера и три часа.

– Устраиваем привал?

– Отличная идея, – согласился со мной Эдгардо. – Девочки, вперед!

Долго нас уговаривать не пришлось, мы зашустрили, и скоро драконы были отпущены порыбачить, а мы развели костер, поставили варить кашу…

И только Флоренсия занималась парнишкой.

Утешала его, вытирала нос, потом угостила леденцом – откуда только взяла?

Все-таки с детьми надо уметь обращаться. Я вот так не умею, а она может. И это хорошо, лучше, чем подзатыльники.

* * *

– Али… меня зовут Али…

Мы сидели у костра и слушали нехитрую историю парнишки. Я скрипела зубами.

Замечательно!

Права детей? Какие права? Вы вообще о чем? Сказано – работать подручным у палача, и парнишка стал работать. Сказано делать – и парнишка делает. А что ему даже десяти лет нет, что он это всей душой ненавидит, что участие в пытках и казнях взрослому-то душу покалечит, не то что ребенку…

Слов у меня нет. И зла не хватает!

А на то, что он рассказал, и вообще…

– Все-таки Баязет, – подвела итог Мариса. И печально вздохнула. Первая влюбленность, она такая, незабываемая…

– И что мы теперь будем с этим делать? – конкретнее мыслила я.

– Полетим обратно в академию, – удивился Эдгардо.

– А парнишка?

– Берем с собой. Не оставлять же его здесь?

– Вот еще не хватало! – рыкнула Флоренсия, которая с ним и возилась все это время. Кормила, успокаивала, усадила рядом с собой… – Конечно, он летит с нами!