Дракон в серебряной чешуе

Женщина, как и ее спутник, была стройна и черноволоса, почти одного роста с Омандом. Ее узкое, исхудавшее лицо никто бы не назвал красивым, но, однако, было в этом лице нечто такое…

В свое время, при утверждении в старшинстве, Оманду пришлось побывать в парадном зале замка Вестдейл и повидать Владетеля Долины и его госпожу во всем блеске их власти и могущества. Но чужестранка, на которой не было ни перстней, ни ожерелий, ни золотых бубенцов, украшающих волосы, а лишь грубое, дурно сидящее платье, перешитое из одежды Эфрины, внушала ему более сильный почтительный трепет, чем вся роскошь Вестдейла. Он сразу понял, что виной всему ее глаза — он не мог определить их точного цвета, знал только, что они Темные и чересчур большие для ее худого лица, и на их дне…

Не размышляя больше, Оманд сдернул вязаную рыбацкую шапку и протянул руку с раскрытой ладонью, как приветствовал он владычицу Вестдейла.

— Мир тебе, — женщина говорила тихо, хотя в ее словах слышалась сдержанная сила. Она отошла в сторону, пропуская Оманда в дом.

Эфрина сидела на низкой скамеечке у очага. Она не встала и не встретила гостя, предоставив делать это чужестранке, будто именно та была хозяйкой дома.

На столе ожидали гостя праздничный рог с добрым вином и блюдо, полное свежих лепешек. Незнакомка, соблюдая обычай, протянула руку, и ее тонкие холодные пальцы легко коснулись обгоревшей на солнце руки Оманда. Она подвела его к столу, сама же села напротив.

— Позволь от всего сердца поблагодарить тебя и твой народ, старейшина Оманд, — произнесла она в то время, пока он пил вино, с неожиданным ощущением радости, что посреди странного и неясного попалось нечто вполне понятное. — С вашей помощью мы обрели второе рождение. Дар этот воистину велик, и теперь мы перед вами в долгу. И ты вправе ждать подобающей платы.

Так что он не успел задать вопроса, с которым сюда шел. Здесь, подобно владетельному лорду, распоряжалась она, однако он вовсе не был обижен, а принял это, как нечто само собой разумеющееся.

— Родом мы из-за моря, — сказала она. — Там сейчас приходится тяжко, слышен лай псов войны. И наступил миг, когда мы оказались между смертью и бегством. Поскольку есть возможность спастись, смерть по своей воле никто не выбирает. Мы поднялись на корабль, чтобы уплыть в другие края. Вдоль наших побережий в собственных городах живет народ сулкаров. От них мы узнали о вашей стране. Мы поплыли на их корабле, но… — она неожиданно запнулась, разглядывая свои длинные пальцы, — началась сильная буря, не пощадившая нашего корабля. Когда мой господин садился в лодку, рухнула мачта и ударила его. Однако судьба смилостивилась, — ее пальцы, лежавшие на столе, задвигались, сложившись в какой-то знак, и от внимания Оман да не ускользнуло, что Эфрина вздрогнула и глубоко вздохнула, — и он упал на меня. Однако больше никто не сумел добраться к нам, и нас носило волнами, пока мы не встретились с вами. Признаюсь честно, вместе с кораблем погибло все наше достояние. У нас нет ни имущества, ни родных. Мой господин выздоравливает и, хотя ему приходится всему учиться заново, как ребенку, он делает большие успехи. Скорее всего, нам никогда не удастся вернуть того, что отнято морем, и все же он будет в силах выполнять любую мужскую работу. Что до меня — можешь спросить у вашей Мудрой. Я владею некоторыми способностями, подобными тем, что есть у нее, и они к твоим услугам.

— А… возможно, вам лучше отправиться в Вестдейл?

Она отрицательно покачала головой.

— Море доставило нас сюда, и здесь, бесспорно, кроется некая цель, — она снова сделала над столом непонятный знак. Почтение Оманда усилилось, ибо он понимал теперь, что она подобна Эфрине, но много могущественней, и ему было ясно, почему Эфрина держится с ней, как прислужница. — Мы останемся здесь.

И Оманд решил ничего лорду Вестдейла не сообщать, а поелику ежегодный налог был уже уплачен в гавани Джорби, слуги лорда в деревне не появлялись. Первоначально женщины сторонились пришельцев. Однако, когда чужестранка помогла Олебе в столь тяжких родах, что все были уверены, будто ребенку не покинуть живому лона матери, тогда отчуждению пришел конец. Благодаря зелью из трав, которое приготовила пришлая женщина, и рисункам заветных рун на животе роженицы, Олеба и младенец остались живы. Правда, никто из деревенских не держался с чужестранкой столь же доверительно, как с Эфриной, ибо она все же была не их роду-племени. Называли ее всегда леди Ольсивия и так же почтительно относились к ее мужу — Труану.

А тот и в самом деле выздоровел и, когда окончательно окреп, начал ходить в море с рыбаками. Он научил их по-новому плести сети, и улов у них увеличился. Еще он посещал кузню. Там он работал со слитком металла, найденным в горах, и выковал себе меч. С ним Труан постоянно упражнялся, будто в будущем от этого много зависело.