Сколько в нем вообще осталось от него изначального? Или, может быть, он действительно теперь лишь крестьянин? Раб, купленный на рынке гордой аристократкой?
Сначала прямо напротив появились желтые глаза. Одни, вторые, затем сразу десяток. Твари явились и теперь стояли поодаль, издавая недовольное глухое рычание.
Страхи и сомнения были отброшены, Амоа бесстрашно шагнул вперед.
Смотрят ли они на него с раболепием и обожанием, как раньше? Его верные друзья, соратники, те, кто помог ему не сойти с ума в бесконечной пустоте одиночества. Они разбавляли скуку вечного бесцельного существования.
Или дракон внутри него действительно спятил, а эти монстры лишь… монстры? Тупые, опасные, злые…
Рычание тварей с каждым его шагом становилось все громче.
Каким же чудовищем раньше был он сам. Хотя… раньше? Сейчас он все то же чудовище.
Лжет любимой женщине, ставит под угрозу собственного нарождённого ребенка, лишь бы скрыть свою стыдную тайну.
Он еще больший урод, чем все собравшиеся здесь твари.
В тишине леса слышны были лишь его шаги и скрежет зубов и когтей.
Сумеет ли он удержать власть над этими существами или, пожалев их, утратит и контроль?
Сотня горящих глаз вокруг неотрывно смотрели на него. Смотрели… как на добычу.
Твари кинулись разом. Вцепляясь в него зубами, желая разорвать на части. Амоа играючи стряхнул первых, но их число было слишком велико.
Он призвал силу, обращаясь ящером, попытался расправить крылья, но на них тут же повисли мелкие монстры. Выдыхаемый огонь проходил насквозь, не причиняя вреда.
Точно так же он не мог причинить вред Киаре, потому что в ней была часть его силы.
Существо, в котором угадывались черты медведя, разодрало дракону заднюю лапу.
Амоа рвал, кусал, бился. Против тех, кто был ему когда-то семьей, против тех, кого так долго пестовал сам, забавляясь этим в вечной пустоте пещеры.
Большие и маленькие, огромные, злые, искаженные. Он изменил их в угоду своей прихоти и своим нуждам, и сейчас они мстили ему.
Дракон взревел, понимая, что нужно уходить. С трудом поднявшись в воздух, он скинул последних, что уцепились зубами и когтями за толстую шкуру.
«Позорное бегство подгорного короля, — мысленно прокомментировал он, ненавидя себя за это. — Хорош владыка. Даже зверье тебя больше не желает слушать!»
Вот только что же делать? Перебить всех — нереально. Огонь их не берет, а откусывать каждому голову — займет слишком много времени. Киару нельзя оставлять надолго.
«Ни на что не годный, ни на что не способный! Как же теперь ты собираешься исполнять свое обещание? Или и тут солжешь?» — подначивал, тем временем, внутренний голос.
Дракон издал утробный рык, переполненный болью и страданием. Он понятия не имел, что делать дальше.
«Расскажи Киаре все как есть. Признайся ей».
Признаться?! Признаться любимой женщине в том, что он не великий ящер, а ничтожество, которое не может справиться даже с собственными творениями?
Он сделал небольшой круг, набирая высоту, и выпустил вверх струю огня. Она взвилась высоко, да так, что столп пламени, должно быть, был виден на многие мили вокруг.
«Ну-ну. Признаваться не будем, но сделаем все, чтобы Киара сама догадалась? Ты что творишь? Еще бы дымом ее имя написал, чтоб наверняка…»
Внутренний голос сочился ядом и пренебрежением.
Валаад с этими тварями, он справится, даже если они будут не на его стороне. Если им так не терпится сдохнуть, он прогрызет путь к золоту через их тела. Заберет Киару, снимет проклятие, а затем покажет этим выродкам…
«Ага, а ключевое здесь — снова Киара? Трусливая ящерица, поджав хвост, надеется, что королева поможет ему и тут? Ну-ну признай свое поражение и лети к хозяйке…»
Он резко затормозил, сделав кульбит в воздухе. Нет. Он не может вот так вернуться.
Его человеческое «я», считает себя самым умным? Вот пусть сам и решает проблему!
Дракон вдруг сложил крылья, камнем бросаясь вниз.
Когда Амоа ударился о землю, он был уже в людском обличии. Твари, успевшие уже забыть о нем, снова подняли головы, облизывая черными языками скалящиеся пасти.
Мужчина поднялся на ноги. И о чем он только думал, когда возвращался?
Круг из монстров начал смыкаться, но стоило ему протянуть руку, как от круга отделилась одна из тварей и настороженно подошла ближе.
Обнюхала ладонь и, лизнув шершавым языком, сожрала плесневелую краюшку.
Мужчина удивленно вскинул брови.
— Так, так, так…
Тварь, съевшая хлеб, принялась обнюхивать его в надежде найти еще что-нибудь вкусненькое.
— Больше нет, один кусочек только был. Но на корабле есть еще…
Монстры внимательно слушали, усаживаясь на землю, рычание прекратилось, и, кажется, даже их морды стали выглядеть менее агрессивно.
Что же это получается? Может быть, они и не хотели нападать на него?
Набравшись смелости, Амоа положил руку на холку ближайшей твари, слегка потрепал ее по черной взъерошенной шерсти.
Та неодобрительно зарычала.
— Ладно, ладно. Не трогаю, — поспешно отдернулся он. — Не хотите иметь со мной дело, я ж не против. Я и сам-то с собой не слишком в ладах.
Он обреченно вздохнул.