Именно поэтому я везу её не в свою квартиру, а к хитрой и мудрой бабуле. Я хочу, чтобы Ника доверяла мне. Не считала диктатором или тираном. Не хочу, чтобы видела во мне отражение моего драгоценного родителя. Я и так слишком долго невольно впитывал его властные замашки и постепенно превращался в бездушного терминатора. Но сейчас я знаю: меня есть сердце. И в нём прочно угнездилась маленькая птичка Ника.
— А я ей говорила! — запричитала ба, как только мы появились на пороге её дома.
— Ты всегда права, наша драгоценная и неповторимая великая мать Драконовых, а мы, соответственно, не слушаемся и ошибаемся, — винюсь сразу, чтобы ба не включила бесперебойную тарахтелку: Нике сейчас нужен покой.
— Не пущу! — расставляет она руки и кидается грудью на амбразуру дверей. — Между прочим, обед. И раз уж ты тут, давай-ка я тебя покормлю.
Почему бы и не уступить? Тем более, что готовит бабуля вкусно. Она, несмотря на голубую кровь, в еде признаёт только натуральную домашнюю сытость: первое, второе и компот. У неё кухня всегда пахнет детством.
Бабушка Ася и в Нику умудряется впихнуть обед. Следит за ней коршуном и уводит сразу же в постель, как только принимает её в общество чистых тарелок.
— Давай, давай, — знакомым жестом отгоняет она меня, — иди, работай, а мы тут сами разберёмся.
Она даже попрощаться не даёт, отчего я чувствую дискомфорт и решаюсь на невиданную наглость: целую бабушку в обе щёки, легко поднимаю её и переставляю со своего пути, чтобы войти в комнату моей невесты. Нет, как всё же здорово это звучит: невеста!
— Я чувствую себя сытой сонной беременной самкой, — жалуется Ника, а я смеюсь, целуя её ладони.
— Поправляйся, — шепчу, плавясь от нежности, и не сопротивляюсь, когда она решительно притягивает меня к себе. О, этот сладкий запретный поцелуй — неистовый, сумасшедший, когда сложно оторваться, особенно, когда в коридоре слышится демонстративное покашливание бабули. Вот же блюститель нравственности!
Отрываюсь с трудом. Трусь носом. Вожу губами по нежной коже.
— Я чувствую себя школьницей, которую застукали в подъезде родители, — жалуется тихонько Ника и косится на дверь.
— Не волнуйся. Я знаю, как избежать скандала! — смеюсь глазами и ловлю губами Никину улыбку.
— И как же? — интересуется она, проводя пальцами по моим векам, касаясь ресниц и поглаживая мои виски.
— Я скажу им, что женюсь на тебе!
Она очаровательно краснеет. Мне очень хочется подёргать её за косичку, но, увы: у Ники сегодня пучок на затылке, который уже безнадежно растрепался.
Срываю ещё один поцелуй.
— Не скучай. Я вечером буду. Навестим Ольгу — и приеду. И косички заплети, пожалуйста, — озвучиваю свои тайные желания. Любуюсь Никиными иронично приподнятыми бровями.
— Иди уже, — улыбается она. — А то у бабушки чахотка начнётся скоро.
Как же тяжело сделать всего несколько шагов!
Уже в машине меня достаёт звонок отца.
— Надеюсь, у тебя всё идёт по плану? — как всегда, не сказав и «здравствуй».
— Да, — лгу я, не собираясь объясняться. Пусть царствует спокойно, пока есть возможность.
— И, может, ускорим процесс реорганизации? Подмажем, где надо?
— Не нужно, — отрезаю немного резче, чем хотел бы. — Пусть идёт всё своим чередом. Я хочу пройти процедуру от начала до конца, без всяких подмазок. Для меня это важно.
— Хорошо, — неужели он согласился? И даже не попытался меня продавить? — Но сегодня у нас ещё одна встреча с представителями «Дельты». Будь добр, подъезжай к четырём. Наши юристы составили договор купли-продажи недвижимости, и сегодня мы встречаемся, чтобы внести кое-какие правки.
— Почему продажа, а не аренда? — впервые интересуюсь я. До этого я как-то с отцом не спорил. Делал, как он говорил, и не забивал голову лишними подробностями. Но сейчас у меня есть свой определённый интерес. И вряд ли отцу понравится, когда я начну возражать.
— Потому что им так выгоднее. А нам нет разницы. Прибыль выше, больше возможностей расширить бизнес, освоить новые горизонты. У меня на примете есть ещё несколько неплохих объектов.
У отца всегда есть что-то на примете. Никогда не останавливается и прёт только вперёд.
— В час мы уложимся? — спрашиваю, прокручивая в голове, что я успею узнать до четырёх часов. — У меня на вечер свои планы.
— Вполне. Эта встреча — больше формальность, которую нужно соблюсти.
Я не был так оптимистичен. У меня имелись собственные соображения, но озвучивать я их не спешил.
— Геннадий Львович? — делаю я звонок безопаснику сразу же после беседы с отцом. — Нужно пробить кое-какую информацию. Поможешь?
Львович, как всегда, немногословен. Я сообщаю ему данные и уже собираюсь отключиться, когда меня останавливает его глухой бас:
— Кстати. Я вспомнил, где видел ту девушку, — я не сразу понимаю, о ком он говорит. — Не удивительно, что не узнал её. Изменилась. Выросла.
— Ты о Нике, что ли? — соображаю наконец.
— Вероника Лунина. Дочь Павла Юрьевича Лунина.
— Да-да, я уже в курсе, — перебиваю его. — Я так понимаю, отец собирал на неё досье пару дней назад?