Драконье серебро

— Солвейг, открывай! — от моего вопля ильхи, и так мрачнеющие с каждым шагом, подпрыгнули, а Рэм побелел. Но я уже вошла в раж, сказались нервные потрясения. — Выходи немедленно! Твоему брату нужна помощь, а ты спряталась и сидишь как сыч! А ну выходи! И только попробуй не…

Дверь распахнулась, и на пороге возникла высокая тонкая фигура. Все так же в шкуре, с голыми коленками, в меховой самодельной обуви. Окинула нашу компанию взглядом. Остановилась на мне. Я открыла рот, чтобы снова заорать, а если понадобится — и вломиться в дом силой, но ведьма усмехнулась и посторонилась.

— Только ты и он, — сказала она, указав на меня и Краста. Ильхи вздохнули с облегчением, заходить в дом шагун никто из них не желал. Рэм стоял бледный, голубые глаза казались льдом. Солвейг глянула в его сторону и отвела глаза.

Рэм и Торкел занесли Краста, уложили на узкой кровати. Тесно — у ильха ступни свесились и плечи едва уместились.

— Мы устроимся под скалой, — ровно сказал снежный, не глядя ни на меня, ни на шагун. — И позаботимся о твоих подругах, не переживай, лирин. Красту нужен настой бодрянки, много. Вливай в него, пока не исцелится.

— Я знаю, что делать, — процедила Солвейг, и впервые я услышала в ее голосе эмоции. Но Рэм даже не повернул головы, словно там, где стояла девушка, было пустое место.

— Я буду рядом, лирин.

Последнее прозвучало уже угрожающе. Развернувшись, Рэм покинул дом.

Я же бросилась к Красту.

Кожа на его лице затянулась и уже не казалась сплошной раной. Надо посмотреть остальное. Одежды на ильхе не было, все сгорело.

— Вот, протри этим.

Рядом со мной на темные доски пола опустилась глиняная посудина с широким горлом и тряпкой. Солвейг замерла возле очага, перебирая сухие травы и корешки.

Смочила ветошь, повела по телу ильха. Раз за разом, смывая запекшуюся кровь и грязь. Под ними обнаружились розовые линии ран и белые — уже затянувшихся шрамов.

— Он очнется, — негромко произнесла шагун за моей спиной. — Скоро. Уже рядом. Я его вижу.

— Кого видишь? — не поняла я.

— Дух. — Глаза Солвейг смотрели в пустоту. Губы слегка изогнулись. — Ты его тянешь, чужачка. На твой свет и идет. Он у тебя такой… серебряный.

Я промолчала, но волосы на затылке ощутимо встали дыбом. То, что Солвейг видит нечто потустороннее, недоступное обычным людям, слегка пугало.

— Так он тоже это видит. Не знала? Это проклятие досталось нам обоим. Мы одинаковые, чужачка. Из одной утробы вышли. С разницей в несколько ударов сердца.

— Двойняшки, — тихо произнесла я.

— Так.

— Что с вами случилось? Ты можешь рассказать?

— Я сам расскажу, — тихий голос, и подпрыгиваю на месте, оборачиваюсь.

Краст укоризненно глянул на Солвейг, и та усмехнулась.

— Я не смогла бы ей воспротивиться. Упрямая.

— А надо было? — Я переводила взгляд с брата на сестру, замечая, насколько они похожи. Два варианта одного создания, мужское и женское воплощение… Удивительно и завораживающе.

— Он запретил к тебе приходить, — слабая улыбка коснулась губ Солвейг. — Не хотел… пугать.

Говорила она отрывисто, словно отвыкла от слов. Наверное, так и есть…

— Так это ты была? — вскинулась я. — В башне? И на скалах?

— Я, — девушка покосилась на Краста. — Было интересно на тебя посмотреть. У нас не только лица похожие. Суть одна, ты верно увидела.

— Наша мать была йотун-шагун. — Краст приподнялся и кивнул на чашку с водой. Напился и продолжил: — И ее мать. И ее. Много поколений. Шагун уходит от людей. Живет одна. Ходит в двух мирах, зримом и незримом… Это тяжелая ноша, лирин. Люди боятся шагун, сторонятся. Но когда приходит время, йотун-шагун спускается с гор в Дьярвеншил и выбирает свободного мужчину. Для продолжения рода. — Ильх скрипнул зубами. — Наша мать выбрала Ингольфа. Почему — я не знаю, но по нашим законам отказать ей никто не может. Шагун стоит между духами и живыми, мы это… уважаем.

— И в положенное время ваша мать родила двоих, — догадалась я.

— Да. Видишь ли, у шагун всегда появляется лишь один ребенок — девочка. Вернее, мы так думали. Мальчиков не было никогда. Мы не знаем, что случилось, но нас с Солвейг нашли вдвоем. Мать принесла нас в Дьярвеншил. Хотела, чтобы мы жили среди людей, а не среди йотунов. Солвейг забрал Ингольф, а вот меня…

— Мальчик был не нужен, — догадалась я.

— Да. Меня выкинули. Я не замерз лишь чудом. Повезло, что забрал старый кузнец, отогрел… В Дьярвеншиле порой появляются подкидыши — чужие дети рабынь, служанок, а то и с той стороны гор приносят, там есть небольшое поселение. У нас таких детей не любят… А со мной все было хуже, город знал, чей я сын. Ингольф не признал меня, понятно, но здесь трудно утаить правду. И мальчик, рожденный шагун, — это проклятие перворожденных. Так говорят.

— А Солвейг? — Я зябко обхватила себя руками, девушка усмехнулась.