Напоследок все-таки двинул Рэму еще разок, чтобы наверняка осознал и прочувствовал. А-тэм сплюнул на снег, усмехнулся. И на рычание риара почему-то начал смеяться.
— Не смей к ней приближаться! — рявкнул Краст, ощущая желание оторвать снежному башку. — Не смей даже смотреть! И тем более — звать!
— Ты что, не понял? — оскалился Рэм. И фыркнул, как конь. — Тогда я, пожалуй, и не скажу. Может, сам додумаешься, когда отпустит.
И, снова рассмеявшись, призвал хёгга, разметав снежную крошку.
Честно говоря, возвращения Краста я ожидала с легкой паникой. Когда обида и злость отступили, я поняла, что должна была промолчать — снова. Конечно, обидно, холодно, страшно, но мне надо просто потерпеть месяц. И осталось не так много времени. В конце концов, меня вполне устраивал тот странный нейтралитет, что установился между мной и местными.
А теперь что же? Война?
Вот только вряд ли я смогу в ней победить!
Чтобы не нервничать, я повторно отмыла комнаты, перетрясла покрывала и затеяла уборку в кладовых. Прислужницы кряхтели и охали, поглядывали на меня косо, но молчали и работали, помня о наказе риара. А самого ильха все не было. Уже и ужин скоро, и лампы зажглись, а Краст так и не пришел.
А потом в башне стали собираться мужчины — суровые и встревоженные, а женщин выгнали, велев не мешать.
Я поднялась в спальню, раздумывая уйти ли в «библиотеку» или плюнуть на воспитание и тихонько подслушать, о чем будут говорить внизу? Судя по разговорам, риар созвал совет родов, как я поняла — местную власть. И меня терзали сомнения и страхи, вдруг дело во мне и Краст решил довести до всеобщего сведения решение о наказании чужачки?
Гордость пересилила, и подслушивать я не стала. Уселась возле лампы с книгой и попыталась проникнуться историей чужой жизни.
Подпрыгнула, когда дверь распахнулась, впуская Анни с подносом. Девочка бухнула еду на стол и заверещала тоненько:
— Ой, что делается, лирин, что творится! — глаза девчонки стали круглыми от страха и восторга. — Краст-хёгг осерчал! Ох как осерчал! Так, что даже Манавр замолчал!
Манавр — это отец Хальдора, вспомнила я.
— И что он говорит… — запнувшись, уточнила я, — Краст-хёгг?
— Сердится! — выдохнула Анни. — Сказал, что отныне жить все станут по-новому. И раз в Дьярвеншиле уважают лишь силу, он готов прямо сейчас принять бой от любого, кто не согласен с решениями риара! Так и сказал — каждый, кто против, пусть докажет право на собственное мнение мечом. А не может, так пусть заткнется или покинет город до рассвета! Ой, что творится!
Я сглотнула. Вот так натворила я дел! Ляпнула о поганом риаре, вот Краст и вспыхнул…
— А дальше что?
— Краст-хёгг сказал, что отныне каждый дом будет платить в сокровищницу монеты от своего хозяйства. От проданной пушнины, леса или ремесел. А кто не может заплатить — должен отработать на благо Дьярвеншила. И еще теперь появятся обязательные работы для всех. Для женщин и мужчин, представляешь? Каждый будет заниматься тем, что лучше всего умеет, но не только для себя, но и для города!
Я хмыкнула. А риар не дурак!
— Что ответил совет?
— Сначала вспылили, конечно. Манавр особенно… Тогда Краст-хёгг заявил, что раз конухм не желает работать для процветания Дьярвеншила, то пусть убирается прямо сейчас. Или докажет силой свое право быть конухмом. Тот и замолчал. Надулся, как злой йотун, но вызов риару так и не бросил…
— Почему? — шепнула я.
— Так все знают, что победить Краст-хёгга не выйдет, — поджала губы Анни. — Сильный он, лирин. Очень сильный! Вот совет родов и притих. Представляешь? Ой-ё, что будет!
Я помолчала, осмысливая. Что будет, что будет… Перемены будут. И где-то внутри вдруг ощутила гордость за Краста. Не побоялся выступить против всего города, и ведь цель — благая.
— Ну, я побежала, лирин! — спохватилась Анни, что еще не все услышала. Событие дня так захватило девчонку, что она даже забыла о своей основной заботе — обучении глупой чужачки нелегкому искусству соблазнения! — Ты тут того… отдыхай!
И ускакала, забрав поднос.
Снизу изредка доносились голоса и шум, а потом и вовсе все стихло — ильхи разошлись.
Умывшись, я покосилась на меч, делящий кровать, и забралась на свою половину.
Надо будет извиниться, решила я. В конце концов, не мое это дело, как правит Дьярвеншилом местный риар, я в этом ничего не понимаю. И зря так налетела… надеюсь, меня не отправят на корм рыбам этой же ночью.
Нервно усмехнувшись, я забралась под одеяло, накрылась шкурами. Спать я уже привыкла в нижнем платье, с головой укутавшись в покрывала. И все равно к утру замерзала так, что стучали зубы, а мысль о том, что надо покинуть более-менее теплую берлогу вызывала приступы ужаса.
Но, может, сегодня и вовсе не стоит раздеваться? А то если вернется Краст и решит выкинуть меня в море, то в платье теплее…
Веселя себя глупыми мыслями, я свернулась клубочком, чутко прислушиваясь к шагам на лестнице. Но толстые каменные стены не пропускали ни звука.
И я не заметила, как уснула.