— Летучий мишка! Он летал под потолком! И еноты! Мы их кормили виноградом!
Она была такой счастливой, что не улыбаться было нельзя.
Потом на девочку шикнул Кайл, зашедший выдать мне пресловутую витаминную конфету. Хоть какая-то радость; кисловатые, с ярко выраженным клюквенным привкусом пастилки, которыми меня пичкали раз в два часа. Ребенка увели кушать и укладывать на послеобеденный сон; набегалась в парке, да еще, как оказалось, коленку разбила.
Если утром или даже днем, когда действовало жаропонижающее зелье, я думала, что мне плохо, я ошибалась. Потому что вечером, когда действие зелья ослабевало, а новую дозу принимать еще было нельзя, начался действительно ад.
Голова раскалывалась так, что периодически перед глазами возникали черные точки. Жарко было — не то слово, хоть яичницу жарь. Болела спина от долгого лежания, затекла шея от неудобной подушки. Как-то неприятно хотелось чесаться. И темнота, полное отсутствие света в комнате, лишь яркая полоска под дверью, по которой можно было определить, когда мимо кто-то проходил.
Обидное ощущение, что меня бросили, таким острым никогда еще не было. Простуду в приюте я переживала сама, никто не подходил ко мне, просто спала сутками и, если были какие-то лекарства, принимала их. А здесь, смотрите-ка, привыкла, обиделась, что никто не заходит! Как быстро, оказывается, привыкаешь к наличию… семьи?
— Сияющая, ты еще не сдохла? — радостно ухмыльнулся Кайл. — Есть хочешь?
— Нет.
Мой голос был тонким и слабым.
— Ты чего это? Ревешь, что ли?
— Может, и реву, — пробурчала я, вытирая слезы, которые почему-то тоже казались горячими.
— И что у нас болит? — Златокрылый уселся на кровать. — Голова болит?
— Болит, — всхлипнула я.
— Еще что болит?
— Спина болит, шея болит. Устала, — призналась я.
Самой уже стыдно стало. Ну болею. Где катастрофа-то?
— Устала? — хохотнул Кайл. — Все еще впереди. Вот покроешься болячками, буду тебя разрисовывать. Красота! Вот где развлечение-то! Все, реветь прекращай. Ну-ка, перевернись.
— Зачем?
— Перевернись, я сказал!
Пришлось кое-как, скрипя конечностями, перевернуться на живот и улечься. Спины коснулись прохладные руки и чуть надавили. Я даже замерла, чтобы не спугнуть, настолько огромное облегчение они приносили.
— Чего притихла? — осведомился Кайл. — Живая там?
В ответ у меня вырвался то ли стон, то ли хныканье.
— Мне нравится, как ты стонешь. — Кайл хмыкнул. — Но обстоятельств хочется все-таки других. Так!
Он перехватил мою руку, тянущуюся к спине. Да просто почесаться хотела!
Вспыхнул яркий свет, и я зажмурилась, а Кайл убрал мне со спины волосы и тщательно осмотрел.
— Ну садись, дорогая. Сейчас будем заниматься росписью по телу. Между прочим, в детстве у меня была четверка по рисованию. Выдающийся успех!
— У всех остальных были тройки?
Поморщившись, я села и плотнее запахнула пижаму, которую разворошил муж.
— Нет. У всех были пятерки. У всей школы.
— Кайл! — Я отодвинулась к самой спинке кровати. — Помни, что эта штука крайне тяжело смывается. И что меня будет осматривать лекарь.
Вместо ответа Златокрылый как-то уж очень плотоядно усмехнулся. Потом выругался, когда темно-зеленая жидкость брызнула на ковер. Справился наконец с крышкой, нашел вату и уселся, выжидательно глядя на меня. Капризничать не хотелось.
— Раздевайся, — скомандовал муж.
— А… а давай я сама?
Не хотелось мне перед ним раздеваться. Совсем не хотелось, даже несмотря на жар и головную боль.
— Сияющая, я все равно увижу тебя раздетой. — Кайл закатил глаза. — Подумаешь, на неделю раньше. Давай я тебе прямо скажу: не дождусь даже, когда зеленка сойдет. Как только выздоровеешь настолько, что сможешь получать удовольствие от всего, что я запланировал, окажешься в моей постели на правах не только формальной жены. И я бы, конечно, с удовольствием посмотрел, как ты завязываешься узлом в попытке обработать все болячки, но, боюсь, это тоже травмоопасно. Так что снимай пижаму и сиди молча.
Пришлось послушаться.
К счастью, прикосновения были очень аккуратными. И я почти не смущалась, не то настроение было. Только вздрогнула от быстрого поцелуя в плечо и нахмурилась, пытаясь понять мотивы этого порыва.
— У тебя хорошая фигура, — сказал Кайл.
Пальцы мужчины пробежались по моей ноге.
— Я понимаю, почему Белый за тобой таскался.
— Только давай не будем говорить об Андре, — поморщилась я. — С ним все кончено, даже дружба.
— Как будто могло быть по-другому. Как будто я бы разрешил вам общаться.
Сил спорить не было. Кайл жестом заставил повернуться к нему спиной.
Я вдруг почувствовала прикосновения куда более долгие и с большим нажимом.
— Что это ты там делаешь?
Златокрылый довольно сопел, что-то рисуя.
— Ну, — спустя минуту он отодвинулся, — теоретически, это дракон. Практически больше на козла похож. Или на жука. А вот если с этого ракурса, то на бутылку.
Это что же такое он там нарисовал? Как я лекарю-то покажусь? Ох, мужчины как дети. Элька и то серьезнее.
— Кайл, отправь меня в другую спальню, — попросила я, надевая рубашку.