Драконьи грезы радужного цвета (СИ)

— Понимаешь, он сам к ней клинья подбивать навострился, а тут вваливается, значит, без стука в её комнату с миленьким таким букетиком ромашек, а там, в постели вместе с его несостоявшейся пассией я, собственной персоной. А главное, собственно, за что пострадал-то: когда он с ней только перемигиваться начал, девчонка быстро смекнула что к чему и начала шарахаться на всяких там приемах, как от огня, а потом в светлицу к себе забиваться и в слезы. Я её так как-то и застал. Рассказала в чем проблема, ну я, дурак, и вызвался помочь.

— То есть, номинально в её постели ты присутствовал, но фактически…

— Да, нет. И фактически тоже. Я не настолько альтруистичен, должен же я был знать, ради чего стараюсь, — криво усмехнулся шут и тут же хитро прищурился: — Ревнуешь?

— Вот еще. Так что там с королем?

— Да, ничего. Я за тобой в тот вечер потому и таскался, как банный лист приклеенный, знал же, что при тебе он меня трогать не рискнет. Но когда ты сам предложил, он, конечно, за эту идею всеми конечностями ухватился. А с турниром вообще случайно получилось. Я и вспомнил-то о нем, только когда тебя у конюшен увидел. Мне за плети обидно было, вот я тебя и припряг под шумок, — покаялся Шельм и прикрыл глаза. — Злишься?

— Хм, на дураков злиться, себя не уважать.

— Угу. Я — дурак, кто же спорит?

— Вообще-то, я себя имел в виду.

— Ага. Любовь до гроба, дураки оба, — не открывая глаз, улыбнулся Шельм и тут же протестующее воскликнул, упираясь ладонями в широкую грудь лекаря, неожиданно подтянувшего его к себе обеими руками. — Эй! Ты чего?

— Запечатление. Забыл? — смеющимися глазами глядя на него, объявил лекарь и каким-то до безобразия естественным жестом зарылся лицом в волосы на макушке.

Шельм возмущенно фыркнул.

— К тому же, — продолжил тем временем Ставрас, не обратив на его возмущение должного внимания, мало ли, чего он тут фырчит. — Я собирался немного полетать. Ты со мной, раз уж уснуть не можешь?

Шут, уже собравшийся активно отбиваться, дабы защитить свою мужскую честь от посягательств некоторых чешуйчатых, замер и поднял лицо на один уровень с ним. Глаза лекаря больше не смеялись, смотрели серьезно и вопросительно.

— Конечно, с тобой! — выпалил Шельм радостно. — Кто же от такого откажется?

— Вот и я думаю, что никто, — улыбнулся уголком губ Ставрас и закрыл глаза. Шельм последовал его примеру.

Так в обнимку и уснули.

— Кстати, — рассекая мощными крыльями воздух иного мира, Ставрас неожиданно продолжил разговор, начатый еще в спальне. — Знаешь, драконы редко в естественной среде задумываются о таких предметах обихода, как одежда.

— И что с того? — немного рассеянно отозвался Шельм, восседающий у него на спине и жадно рассматривающий окружающий их необычный пейзаж.

Начнем с того, что в этом мире небо было не ультрамариново-голубое, а нежно-сиреневое, по крайней-мере ночью. Так еще на нем, усыпанном тусклыми звездами, висели сразу три луны, причем все разных цветов и размеров. Самое крупное, а, значит, и самое близкое к этому миру ночное светило было красноватого оттенка, то, что посередине, зеленоватого, ну, а самое дальнее, нежно-голубого. Красиво и завораживающе.

Шут свесился вниз, чтобы взглянуть на землю под ними, но не успел, его отвлекли слова Радужного Дракона про одежду его сородичей. Действительно, если дракон не принимает человеческую форму, зачем ему одежда? Да и если даже принимает, то все равно, если рядом нет настоящих людей, она ему тоже ни к чему.

— Но при этом драконы очень редко, только в исключительных случаях обнажают перед сородичами брюхо.

— Почему? — на этот раз по-настоящему заинтересовался шут.

— Это что-то на уровне инстинктов. С брюха мы наиболее уязвимы, понимаешь? Поэтому, обнажить его перед другим драконом — приблизительно то же самое, что в вашем случае с головой и той частью тела, что отвечает за репродуктивную функцию. Первую вы защищаете всеми силами чуть реже, а вот вторую всегда, первым делам хватаясь именно за нее, ну, или в клубок сворачиваясь, чтобы не достали.

— То есть, у вас прилюдная, точнее придраконья демонстрация брюха считается чем-то неприличным?

— Нет. Просто это один из косвенных признаков доверия к партнеру.

— А есть и не косвенные?

— Есть, — отозвался Радужный и заложил крутой вираж.

Шут сильнее впился в жилистую шею руками, а в чешуйчатые бока ногами, ощущая, как сердце сладко ухнуло в пятки.

— Как же здорово! — перекрикивая свист ветра в ушах, прокричал он и расхохотался от восторга. Ни дать, ни взять, мальчишка!

Ставрас хмыкнул и, поддавшись порыву, дохнул: но не пламенем что порой вырывалось из глоток Рубиновых драконов, и даже не снегом со льдом, что иногда выдыхали Сапфировые, а какой-то волшебной радужной дымкой, искрящейся в свете целых трех лун.

— Что это?! — изумленно воскликнул Шельм.

— "Северное сияние". Мой дар и мое проклятие. Так что, не ты один считаешь то, чем наделен с рождения, проклятым даром.

— А что оно делает?

— Сейчас ничего. Просто радует глаз. Но, когда я злюсь, лучше тебе не знать.

— Но…