Дотащили драгоценный груз до черного входа в кухню. К счастью дверь была чть приоткрыта, Лиске почти без труда удалось подцепить ее пяткой и распахнуть. Осталось пройти через кладовку и будут уже на кухне.
-- Лис, сзади порог, осторожнее.
-- Ага, хорошо, что из кладовки в кухню дверь внутрь открывается.
-- И не говори-ка. Куда несем?
-- К Дариану, у него дверь внутрь открывается и камин недавно топили, там потеплее...
Наконец они уложили Кордис на кровать, стащили с нее пыльные сапоги, укрыли толстым шерстяным пледом. Наира разожгла камин. Лиска сняла с магички тяжелый пояс, расстегнула верхние пуговицы на рубашке. Потрогала лоб, руки. Да, ничего, вроде теплые, и дышит, даже без зеркала видно. Только по-прежнему без сознания.
-- Кордис, -- позвала она почти шепотом.
И увидела, как дрогнули длинные ресницы. Кордис приоткрыла глаза, вздохнула, медленно-медленно обвела взглядом противоположную стену, мебель, камин, остановилась на Наире, слабо усмехнулась и чуть слышно выговорила:
-- Ну и дуры!
"Ну, слава Богу, все в порядке!" -- подумала Лиска и спросила:
-- Нам уйти?
Кордис слабо шевельнула головой и прошелестела:
-- Нет, не надо. Побудьте здесь.
Ее темные глаза были тусклы и смотрели на Лиску с Наирой тяжело и печально и будто откуда-то издалека.
-- Кордис, тебе что-нибудь нужно? Принести чего-нибудь?
-- Вина.
-- Сейчас, -- Наира кинулась на кухню и через минуту появилась с бутылкой и кружкой в руках.
-- Вот, -- она налила полкружки ковражинской "Травницы".
Магичка попыталась сесть и не смогла. Девушки помогли ей приподняться и придержали кружку, которая оказалась слишком тяжела для ослабевших рук. Крепкую настойку она выпила не торопясь, как воду. Подождала с минуту, вздохнула и уже чуть более звучным голосом велела:
-- Еще.
После второй полкружки она довольно кивнула и откинулась на подушку в полном изнеможении.
Негромко проскрипела входная дверь, прогрохотали по коридору сапоги и под звучное: "Ага, все на месте" -- через порог переступил Канингем и вслед за ним Дариан.
-- Так, все живы, слава Богу! Что Кордис? Ага, ага... Чем поили? -- Канингем нюхнул кружку, -- понятно. Сколько? -- спросил он девушек.
-- Кружку.
-- Нормально, больше пока не надо. Дариан, там твое снадобье еще не кончилось? Давай сюда. Нет, на донышко плесни, хватит. Кордис!
-- М-мм?
-- Кордис, ты как?
Она открыла глаза.
-- А-а, мужики пришли. Нормально.
-- На-ко, выпей.
-- Фу-у, иди к черту! Опять это Дарианово пойло!
-- Кордис, -- он сел на постель рядом с ней, -- голубушка, тут совсем чуть-чуть. Ну, за наше здоровье, давай, пожалуйста.
-- Ну-у, -- она сморщилась, как капризная девочка, -- это же такая гадость.
-- Кордис, кисонька, сделай одолжение, -- он приподнял ее и напоил лекарством, ласково сломив слабое сопротивление.
-- Канингем, -- голос ее звучал уже полнее и громче, но так жалобно и горько, что Лиска никак не могла поверить, что это ее, Кордис, голос, -- Канингем, ты не уходи никуда.
-- Ну, что ты, что ты, я здесь, мы все здесь, и Дариан, и девочки. Ты такая молодец, в последний момент их выдернула. Все хорошо, умница.
Голос его звучал низко, сочно и так спокойно-ласково, что Лиска вдруг почувствовала себя маленькой девочкой, и в носу защипало...
-- Канингем, у меня сил нет, совсем.
-- Ничего, ничего, это быстро пройдет. Поспишь сейчас, и все пройдет. Давай, я тебя сейчас в постель отнесу.
Он осторожно взял ее на руки и понес в ее комнату, через коридор напротив. Через полуоткрытые двери было слышно, как он ее хвалил и уговаривал.
-- Канингем, -- жаловалась Кордис, -- ты меня как женщину совсем не замечаешь.
-- Ну что ты такое говоришь. Замечаю, конечно же, замечаю. Ты удивительная женщина. Хочешь, я тебе духи подарю?
-- Не надо, я их не люблю. У меня от них изжога начинается. Ты лучше вот что... Канингем, Канингем, -- слабый ее голос зазвучал вдруг нежно и даже игриво, -- Канингем, поцелуй меня, пожалуйста... Нет же, нет, не так. Что ты меня как покойницу -- в лоб... Ну да, в щечку, это лучше, но ведь так сестер целуют и подружек иногда. Нет, Канингем, ты меня по-настоящему поцелуй, Канингем...
-- Но ведь мы с тобой друзья, Кордис...
-- А ты по-дружески, только покрепче, ну... Вот да, почти так. Еще. Еще.
-- Погоди-ка, Кордис. Если уж на то пошло, про нежность и всякое такое, я тебе спою сначала, как у приличных кавалеров водится. Минуточку, я сейчас.
Он зашел к Дариану, снял со стены свою... (скорее всего, это была все-таки лютня, только необычной формы, с крутыми изгибами) и шепотом спросил у друга:
-- Долго еще?
-- Минуты три-четыре, скоро должно подействовать.
Канингем вышел. Вскоре они услышали мягкий перебор струн и его низкий глубокий голос. Пел он как-то странно, совершенно необычным для Изнорья манером и, что самое удивительное, на незнакомом им языке. И это был не никейский, основам которого учили в каждой изнорской школе, и не астианский, который редко-редко, но все же можно было кое-где услышать, и не чернопольское наречие. Может быть, это был язык Шельда? Впрочем, неважно. Песня была красивая, нежная и немного грустная.