Драконья доля

Я уже обжилась и начала привыкать к своему нехитрому быту, когда однажды ночью проснулась от тряски и грохота. Мамочки, что это? Спросонья, в темноте, не понять. То ли ломится ко мне кто-то, то ли просто земля ходуном ходит. Снаружи трещит и грохочет страшнее, чем в грозу. Должна я выскочить вон, чтоб скалой не придавило, или лучше тут остаться? Решила, что мои скалы друг друга надёжно подпирают, а если придавит, так сразу в лепёшку, и понять ничего не успею. А снаружи — жутко. Сжалась сама в комок, стиснула в руке дедов кинжал и так и сидела, пока всё не стихло. Подождав ещё немного, вытянулась, повернулась на бок и уснула.

Утро началось с расстройства — моя каменная ограда наполовину обвалилась. Понятное дело: в основание я клала плоские камни поздоровее — те остались на месте. А наверх — решила, что сойдет, — булыжники помельче да полегче. Не сошло. Эх, говорила баба Рила, что никогда не надо халтурить. Ничего, ещё тепло, успею переделать. Натаскаю подходящих с берега ручья. Кстати, надо взять чайник, набрать воды и самой умыться.

От землянки до ручья было всего полсотни шагов. Я их прошла — и разинула рот.

Потому что ручья не было. Я стояла наверху косогора, под которым текла широкая река. За рекой — вместо леса с моим орешником — простиралась каменистая равнина. Лес отодвинулся далеко, почти к самому горизонту. А за лесом виднелись вовсе незнакомые горы.

Куда всё делось? Разве так бывает?

Воды я всё же набрала. И вернулась в землянку. Села и начала рассуждать. Понятно, что ничего не понятно. В нормальном месте так быть не должно. И в ненормальном по разуму тоже… но есть. Неясно только, перетащило куда-то меня вместе со скалами или же унесло орешник с ручьём и принесло реку с равниной. Есть ли способ это выяснить? Пока не знаю. Но вопрос не пустой. Потому что если унесло меня, надо решить, продолжать ли путь в прежнем направлении с новой точки. Хотя что решать? До весны я точно никуда не пойду.

Река оказалась тоже полезной. У берега я нарезала лозы, из которой собиралась попробовать сплести верши для ловли рыбы. Как те устроены, знала, видела не раз. Штуковина вроде бутыли, рыба туда заплыть легко может, а обратно выбраться острые концы прутьев мешают, за жабры цепляют. И себя будет чем занять. А если верши не получатся, обзаведусь корзинами. Тоже в хозяйстве сгодятся. Ещё попробую накопать корней камыша — патрульные говорили, что их можно печь и есть.

Но с камышом не сложилось.

Поутру, взяв кинжал и пустую суму, отправилась на берег реки. И, ещё не выйдя на открытое место, вдруг услышала, как кто-то поёт. Голос мужской, слов не разобрать. От неожиданности застыла, а потом опустилась на четвереньки и на карачках поползла вперёд, пока не стало видно.

По другому берегу реки шёл путник. Судя по внешности и походке — молодой парень. Он уже удалялся от меня, я только и могла разглядеть синюю куртку с заплатой на локте, тёмные, перехваченные лентой волосы ниже лопаток и заплечную суму вроде моей. Шагал легко и напевал что-то весёлое. Мотив был незнаком.

Выходит, где-то здесь есть люди?

Должна ли я окликнуть его? Кинуться следом?

Или так только навлеку на себя новую беду?

Пока думала — парень ушёл уже далеко.

А я, забыв о камыше, побежала в землянку, за сумкой. Потому что решила, что, если он пойдёт назад, всё же попробую покричать, позвать.

Но, хоть и торопилась, к моему возвращению путник исчез. И я зря просидела весь день, обшаривая глазами горизонт, обратно он не вернулся.

А ночью снова затрясло. Совсем рядом затрещало, зашумело кроной и рухнуло какое-то дерево. Послышался грохот камнепада… а потом всё стихло.

Что за напасть?

Утром уже не было ни реки, ни равнины. Оказалось, что моя землянка стоит на южном склоне неширокой долины.

Я только руками развела…

Эх, надо было быстрее соображать. Может, сейчас шагала бы с тем парнем вместе к ближайшему городу. А то перезимую — и вовсе разговаривать разучусь.

Пойду искать, где тут теперь умыться можно.

* * *

Лето всё не кончалось и не кончалось, а я поняла, почему в этом богатом краю не живут люди.

Как можно жить, если ночью тряханёт — и половину деревни и родное поле, которое раскорчёвывали семьёй целый год, унесёт неведомо куда? А что будет с городом? Растащит по одной улице по всем горам? А с дорогой в этот город?

Меня вот носило раз за разом.

Один раз забросило в страшное место: кусок леса вместе с землянкой переместился высоко на горный склон, и я была тут не одна — подобравшись к опушке, за каменной осыпью, на противоположном склоне увидела двух дерущихся каменных гигантов. Сами серые, громадные, руки и ноги, как гранитные столбы, вместо лиц — щель огромной пасти поперёк бугристого валуна головы.

Скрежет, грохот, гулкий топот, тяжёлые удары и воспоминание, как я сначала пячусь, согнувшись в три погибели, а потом с колотящимся сердцем несусь прочь со всех ног, долго преследовали меня во сне.