– Он умер. Но он меня понимал. А я его. Так вот, все начинается с головной боли и слабости, с усталости, которая не проходит даже после продолжительного отдыха. Постепенно клиническую картину дополняют дрожь и судороги. А через год наступает смерть… да… доктор Гайдузек тоже неплохой патологоанатом. Он отметил, что ткани головного мозга деградируют, превращаясь в губчатую массу. Он предположил, что болезнь имеет инфекционную природу. Как правило, подвержены ей дети и женщины, мужчины заболевают крайне редко, однако возбудителя выделить не удалось. Вероятно, он настолько мал, что современное оборудование просто не способно его уловить.
– То есть она была больна этим вашим… куру?
– Не моим. К сожалению. Поверьте, это открытие принесет доктору Гайдузеку славу. А еще он убежден, что некоторые члены племени имеют врожденный иммунитет.[3]
Джонни вернул банку с мозгом.
– Я бы сам исследовал миссис Эшби. Ту, старшую. Говорите, она почти не ходит?
– И руки у нее дрожат. Не только руки.
– Возраст, – возразил Лука. Не хватало ему неизвестных болезней.
– Изменение личности. Изменение сознания. – Джонни загибал пальцы. – Это вполне может вписываться в симптоматику.
– Зои лежала пластом несколько лет. А Лукреция жива.
– Бывает, – возразил Джонни. – Возможно, та миссис Эшби оказалась покрепче нынешней, и вирус обосновался в ее головном мозге, где и вызвал ряд необратимых изменений. Люди – сложные существа, а болезни коварны. Почему одни больные раком сгорают за пару месяцев, а другие, вроде бы и приговоренные, живут годами?
Лука не знал, что ответить.
А Джонни уселся на стул на колесиках и, отталкиваясь ногами, подъехал к столу.
– Подозреваю, что эта штука передается не так и просто…
Что радует, в противном случае весь этот городок вымер бы. Или сошел бы с ума. Впрочем, последнее с маленькими городками часто случается.
– …В противном случае ЦКЗ давно бы уже обратил внимание. Они ведут статистику. Вы знали?[4]
Лука пожал плечами.
– Я вот думал… воздушно-капельный путь отпадает. Он дает слишком большие возможности инфекции. Кишечный? Тоже сомнительно. Дизентерия – это ладно, но… такая вот штука… нет, сомневаюсь, что миссис Эшби не мыла руки перед едой. Все миссис Эшби.
– Через койку?
– Возможно, – кивнул Джонни. Он сгорбился в кресле, подперев подбородок рукой. И губы вытянул, точно собираясь поцеловать. – Но… у него ведь были и другие женщины? Конечно, может статься, что заражение происходит не в ста процентах случаев, только тогда вопрос: почему столь избирательно? Почему заболела она вот и та, которая старая миссис Эшби?
И та, что была до нее. Легенда о семейном проклятии живет давно.
– А это ваше куру… как оно передается? – Лука обошел стол и встал у окна, спиной к покойнице, хотя терпеть не мог оставлять кого-то за спиной.
– Вам понравится.
Он почувствовал слегка безумную улыбку Джонни.
– Доктор Гайдузек был уверен, что заражение происходило во время ритуального поедания покойника. Такой вот… похоронный обряд.
Твою ж мать…
Томас очнулся за секунду до того, как она открыла глаза.
Шея затекла. И плечи. И кажется, все тело стало деревянным, тяжелым. Но он улыбнулся и сказал:
– Привет.
– Я видела дракона, – шепотом ответила Уна и улыбнулась. Попыталась. Улыбка у нее получилась кривой и какой-то односторонней. – Он взял меня на спину. И мы взлетели. Высоко.
Ему пришлось наклониться, чтобы услышать и разобрать ее речь. Уна пропускала некоторые буквы, да и слова получались какими-то скомканными, неправильными.
– Дракон – это хорошо.
– А потом он сложил крылья и рухнул вниз. Мы упали. Разбились, наверное. – Она облизала губы. – Я говорю, будто во рту камни, да?
– Да.
– А лицо? Кривое?
– Да, – не стал лгать Томас.
– Плохо. – Она прикрыла глаза. – Инсульт. Бывает. У нас здесь… приключаются. Ник дома?
– Нет. Но я позову Джонни. Он тоже врач…
Большей частью патологоанатом, но ведь должен разбираться в том, что происходит.
– Зови, – разрешила Уна и пошевелила пальцами. Подняла одну руку, потом вторую. И левую едва-едва получилось оторвать от одеяла. – Погань.
А вот звуки она стала произносить четче.
– Ты лежи здесь, – сказал Томас и понял, насколько нелепо это звучит. Куда ей деваться-то?
Может, и некуда, но когда он вернулся, с Джонни и Лукой, в тени которого пряталась Милдред, то обнаружил, что Уна пытается встать. Она сидела на краю кровати, явно с трудом удерживая вертикальное положение.
– Вот за это и не люблю живых, – признался Джонни. – Вечно они норовят режим нарушить.
– Н-надо…
– Кому надо? – Он решительно оттеснил Томаса. – Вам сейчас надо лежать. Тихо и спокойно.
– П-покойно, – повторила Уна и покачнулась-таки, но успела опереться на руку.
– Может, что и покойно. – Джонни перехватил ее руку и дернул, толкнув раскрытой ладонью в грудь. И Уна завалилась на спину. – Видите? Вас сейчас и мышь затопчет.
– Здесь нет мышей, – возразила Уна, вновь пытаясь подняться.
Вот же… упрямая.
– Мыши есть везде. – Джонни вцепился в ее запястье. – А теперь постарайтесь просто полежать. Недолго… надо же… удивительно. – Он цокнул языком. – Невероятно… конечно…