Драконья кровь

Наорг позорно и отвратительно заверещал, и Черный выкинул его прочь из комнаты.

– Как бы не убежал, – осторожно заметил я. Черный, оправляя на себе одежду и отходя от злости, покачал головой:

– Некуда им бежать. Они бы и удрали, еще когда наши солдаты вспугнули их, да все их ходы перекрыты. Солдаты разрушили подпорки, разбирая могилы, и этот тоннель не обрушился лишь чудом. Если бы не любопытный нос одного из них, они бы и мамашу погребли здесь заживо.

– А тот ход, о котором говорил наорг? Или ты правда… жаждешь каждодневной славы?

– С ума сошел?! Я блефовал – это первый урок, который мне тут преподали, и который я усвоил очень хорошо. Наорг покажет нам его, этот таинственный лаз, и мы уничтожим все гнездо целиком.

– Интересно, что там может быть?

– А ты не понял? Там целый выводок людоедиков, наорг же сказал тебе. Сам посуди – наорг говорил, что людоед покупал их женщин, чтобы плодиться, а я убил всего около десятка людоедов, остальные – адепты, которых людоед, я так думаю, крал уже в мужья и жены для своих чад. Где же сами чада? Вот их-то людоед и прячет там, где наш болтливый друг рыл свой тайный ход.

Черный подобрал голову людоедки и прицепил её за волосы к своему поясу. Я поморщился, глядя в мертвые остекленевшие глаза.

– Послушай, – сказал я, – все-таки это тоже люди. Какие бы ни были – но люди. А ты отрубаешь им головы, не поморщившись.

Черный насмешливо посмотрел на меня.

– Наверное, я чудовище, – сказал он. – Наверное, мне следовало родиться тут, где мне в кровь плеснули бы побольше злости и поменьше совести и милосердия. Только знаешь, я понял этот мир. И он мне близок. Я принял эту сторону, рядом с этими людьми, и я поклялся их защищать. И я буду делать это без зазрения совести. А те, кому я отрубил голову, вовсе не люди. Я не знаю, кто это, только это не люди. Возможно – подумай сам! – этот мутант Монк сбежал откуда-то, где так же лопал людей и где за ним охотились. Так какого черта ему это можно позволить здесь? Нет; может, эти варвары, которых он завораживал своими жадными речами, и будут его бояться, возможно, для них он и останется чем-то непостижимым, а оттого и непобедимым, но не для меня.

Тем временем на постели, где лежало тело мертвой людоедки, послышалось шевеление, и мы, потрясенные, обернулись к ней.

Нечто, похожее на большого буро-зеленого слизня, ползло по грязным простыням, пропитывающимся бурой жидкостью. Тело толстухи подрагивало, ворочалось. С плеском откуда-то сзади из него выкатился еще один слизень и отчаянно замотал шишковатой головой, разрывая тонкую прозрачную оболочку.

– Твою мать! – произнес Черный. Зрелище это было настолько отвратительно, что он отвернулся, превознемогая порывы к рвоте. – Мы вовремя, кажется, навестили этот замок.

Я же смотрел во все глаза.

Извивающийся слизняк при ближайшем рассмотрении оказался удивительно похож на старину Монка.

Та же шишковатая голова, те же лупоглазые глаза и широкий рот – слава богу, пока без зубов. Руки и ноги у него тоже были, но тонкие, плоские, похожие больше на плавники рыбы. Прижатые к телу, они почти были незаметны, а ноги так и вовсе походили на рыбий хвост.

Слизняк, извиваясь, шлепнулся с чавканьем на пол, и мы невольно отпрыгнули. Жуткий детеныш, извиваясь, барахтался на полу некоторое время, стараясь перевернуться на живот. Это ему удалось; перевернувшись, он ловко выпустил руки, до того прилепленные к телу, и, толкаясь ими, быстро пополз под кровать.

– Ты куда это намылился? – Черный шагнул за ним, но не успел его ухватить – послышался плеск, и слизень исчез в воде.

В воде?! Только сейчас я сообразил, что под кроватью была не темнота, не тень, а вода! Когда Черный приподнял Айясой край простыни, я увидел блики на её поверхности. Вот отчего тут так влажно и сыро!

– Ты понимаешь, что это? – произнес Черный, отступив на шаг. – Это и есть тот ход, о котором говорил наш копальлшик. Этот пруд он копал действительно долго! А ну-ка…

Он попытался сдвинуть кровать, но та не подалась ни на йоту. Тем временем с простыней на пол сползли еще пара слизняков.

– Да руби же их, чего смотришь! – рявкнул Черный, багровый от усилий. – А то придется всех вылавливать из пруда!

Кровать немного подалась ему, и он отпустил её спинку, сипя от напряжения. У него был такой вид, словно он попытался сдвинуть с места лежащего слона.

– Давай вместе, – я уперся в спинку кровати и толкнул. Черный, набрав в грудь побольше воздуху, навалился плечом, и кровать, жалобно скрипя, медленно начала отъезжать прочь, все больше открывая ход в пруд под ней.

– Навались! – Черный еще поднажал плечом, и наверху затрещал полог. Мы немного не рассчитали, не учли последствий, и одна ножка кровати провалилась в темную воду, кровать накренилась, а тяжкая туша людоедки скатилась на наклонившуюся сторону. Мы едва успели отпустить спинку кровати, как она, затрещав, пошла ко дну – вторая ножка кровати, уцепившаяся за пол, сломалась, треснула рассохшаяся спинка, и людоедка с плеском обрушилась в воду. Следом за ней, подобно носу тонущего корабля, торжественно погрузилась в воду её перина.