Драконья кровь

Я знала, что не в тараканах дело. И не в кровати. Вряд ли она так уж хуже моей тахты. Дело во мне, в этом доме и двери, замок на которой и вправду пальцем открыть можно. Завтра надо будет засов прикупить, но и с ним мне спокойней не станет.

Старый дом оживал.

Он вздыхал и кряхтел. Скрипел на все голоса. Постанывал совсем по-человечески. И в этом слышалось что-то… неправильное.

Будто кто-то ходит вокруг, заглядывает окна, подсматривает за мной. И я нервно задернула шторы, порадовавшись, что они есть. За шторами не видно. Особенно, если свет выключить.

А в полной темноте плодятся тени.

Ты и вправду не боишься, Уна? Ты была такой смелой, не хотела уходить. А теперь сидишь на полу, закутавшись в старое одеяло, и трясешься. Смешно.

И горько.

Неужели полагаешь, что тебя защитят? Томас спит. И не услышит, если приоткроется задняя дверь. Она хлипкая и ты сама, забыв ключи, не раз пользовалась ножом. Достаточно просунуть между створкой и косяком, чуть надавить, вытаскивая крючок из петли.

Отпустить.

Сердце бухало громко, перекрывая все другие звуки.

Никого здесь нет.

Никого.

- Уна? – тихий голос Томаса заставил меня сжаться в клубок. А нож едва не пропорол ногу, мою, собственную. Хороша я, храбрая. – Не спится?

- А тебе?

- И мне. Ощущение такое, будто на тебя смотрят.

- А если… и вправду смотрят?

- Думаешь? – Томас опустился рядом. Главное, что собственное одеяло прихватил. И подушку тоже. Появилось искушение предложить ему кусок кровати, но я устояла.

Он прижал палец к губам.

И я замолчала.

Что он пытается услышать? Как сухо потрескивает крыша, напоминая, что до зимних бурь всего пару месяцев осталось, а я и пальцем не пошевелила? Или как ворчит вода в трубах? Их тоже стоило бы почистить, а еще фильтры поменять.

- Закрывай  глаза, - сказал Томас. – Если кто и смотрит, то и пускай. Я посторожу твой сон.

И я, чтоб его, подчинилась.

Я заснула не сразу. Сидела. Слушала. Прислушивалась, хотя разумом понимала, что хороший охотник умеет ступать бесшумно, а тот, кто заглянул ко мне в гости, наверняка хороший охотник.

- Знаешь, я бы хотел изменить прошлое, чтобы все иначе, чтобы я не задевал Эшби и тебя тоже. Чтобы мы дружили. И тогда, быть может, я бы принес тебе красную розу из сада Эшби. Я бы даже красть не стал. Попросил бы…

- Те розы нельзя красть, - пробормотала я сквозь сон. – Те розы… нельзя было… их привезла еще жена Гордона Эшби…

Я бы рассказала про нее.

Про женщину с узким бледным лицом настолько некрасивую, что даже парадный портрет не способен был этого исправить.

Портрет отправился на чердак.

А статуя при всем несомненном сходстве была вполне симптична.

Я бы рассказала про старого Эшби, который любил вспоминать то прошлое. Он говорил о нем живо, так, будто сам был свидетелем. И за розами он сам ухаживал. Удобрял. Подкармливал. Иногда обрезал, но другим, даже Нику, нельзя было прикасаться к этому кусту.

Я рассказала бы обо всем. Но не успела: рухнула в сон, где небо заслонили драконьи крыла, а море гремело от воинственного крика их. И звери сходились друг с другом в бою, доказывая силу и право.

Право и…

Сон стал непроглядным, а я все пыталась вспомнить, почему так важно, доказать свое право… и право на что?

Очнулась я утром.

На кровати.

Укрытая парой одеял, а потому взопревшая и запутавшаяся в этих одеялах. Я даже не сразу сообразила, где нахожусь. Но потом увидела окно, и свет, который пробивался сквозь сомкнутые шторы.

Зевнула.

Выползла из-под одеял. И отправилась искать Томаса. Судя по тому, что в доме пахло едой, он решил в мотель не возвращаться.

Обнаружился Томас на веранде. Он занял кресло Дерри и халат его прибрал же, и шляпу, которая, как ни странно, вполне себе гармонично смотрелась.

- Доброе утро! – шляпу  он приподнял. – Как спалось?

- Спасибо. Нормально.

Я с трудом подавила зевок. А потом все же не удержалась и зевнула.

- Я рад.

Кресло-качалка протяжно застонало. А Томас указал на пустыню.

- Здесь утром красиво. И я драконов видел.

- Ага. Вылетают на рассвете. Кружат, - я потерла глаза. – Если хочешь, еще свожу.

- Хочу, - он кивнул. – Кофе будешь? Я еще яичницу пожарил.

- Буду. И кофе. И яичницу.

Вяло подумалось, что матушка пришла бы в ужас. Чтобы мужчина и готовил? Невозможно такое. Впрочем, кофе оказался именно таким, как я люблю, горьким и крепким. Яичница слегка остыла, но менее вкусной не стала.

Мы ели и молчали. Смотрели на пустыню. И ветер вновь рисовал песками. Похоже, день сегодня будет пыльный, ишь, разыгрался.

- Сводишь меня на Дальние камни? – Томас все-таки умудрился раскачаться. Сидел, прижимал к груди огромную кружку – и как только раскопал ее в завалах посуды? – и раскачивался.

Как Дерри.

- Зачем?

- Хочу посмотреть. Вдруг что вспомню.

- А мозги через уши не вытекут? – он не был похож на Дерри. Быть может, потом станет, лет этак через пятьдесят или шестьдесят, а может, и через сто. Хотя магической крови в Дерри не было. А возраст я никогда не спрашивала.

Не интересовало.