Драконья кровь

- Украшение она бы не забыла, верно? Если ей важны были деньги, то украшение с сапфиром она бы не оставила. Да и сама… я ведь ни о чем не догадывался.

Чудовище расплылось в кривоватой улыбке.

- Меня редко пытаются обмануть. Она мне была симпатична… просто симпатична… и должна была понять это. А если она имела дело с мужчинами, то знала, как перевести симпатию в нечто большее.

И куда более выгодное.

Достаточно ли этого, чтобы убить? Чудовище, оно ведь есть, оно прячется внутри милого паренька. Оно… могло ли узнать то, что ему рассказывают сейчас?

И оскорбиться.

Убить.

Оставив при этом нить, которая связывает его с жертвой?  Ладно, остальные, но про Марту Брат не знал никто. К чему вытаскивать на свет божий еще и эту историю? Ведь достаточно было просто спрятать украшение. Уна ведь не забыла отдать его.

Она не хотела отдавать.

И промолчала бы, что вообще видела.

- Да, - Ник все-таки солгал, что не умеет слышать других людей, иначе почему он уставился на Милдред пожелтевшими глазами. – Мой предок убил бы за такое. Но я – не он.

Глава 9

Глава 9

Лука ему верит.

Почему бы и не поверить хорошему человеку? А чутье вопреки здравому смыслу нашептывает, что парень и вправду неплох.

Может, не свят.

Да где святых искать-то? Сам Лука вот далеко не свят. Так что ж теперь?

- А за что убили бы?

Молчание.

И тянется, и тянется.

- Спрашивайте, - Эшби разрешает, и поднимается. Вязкие медленные движения, и сам он выглядит растерянным, но это лишь иллюзия. – Вы же хотите. У вас есть еще что-то?

- Ваш ребенок… не был вашим, верно?

Чуть склоненная голова. И ощущение, что его, Луку, собираются сожрать. Причем ощущение такое… явное. Даже не по себе становится.

- И вы это знали? Поэтому и выбрали кремацию?

- Идемте, - Эшби поворачивается спиной, и Лука с удивлением обнаруживает, что руки-то дрожат.

Вот же… засранец.

Эшби.

Николас.

Обыкновенный парень. Врач. Талантливый и перспективный хирург, если верить отзывам. Милый. Дружелюбный. Открытый, мать его чокнутую, всем людям. Готовый помочь, спасти и… руки-то дрожат. Они не дрожали даже когда Луке горло пытались перерезать. А ведь в тот раз почти вышло. Вон, и шрам остался под подбородком.

И другой, на груди, когда навылет и почти без шансов, потому что глушь, псих с ружьем и до рассвета целая ночь впереди. Тогда только и оставалось, что надеяться на чудо.

Случилось, да…

…но именно тогда руки не дрожали. Напротив, Лука всецело сосредоточился на том, чтобы добраться до глотки гада. И добрался же.

А тут…

Он сжал кулак.

И заставил себя дышать ровно.

- Дело не в вас, - засранец посмотрел снисходительно. – Это врожденное свойство. Большую часть времени мне удается контролировать его, но… иногда прорывается. В минуты сильных душевных волнений.

Почему-то прозвучало издевкой.

Мелькнула подлая мыслишка, что если Лука свернет этому паразиту шею, многие вздохнут с немалым облегчением.

На улице было пыльно.

Ветер порывистый  норовил затрещину отвесить. И пробирал до самых костей. Солнце жарило, а поди ж ты… или не ветер тому виной?

Песок, что наждачка. И на зубах хрустит. И сам Лука, кажется, покрылся коркой этого самого темного песка. А вот Эшби ветер не трогал.

Ник сел на ступеньки, вытянул ноги, глаза прикрыл. Облокотился на короб, из которого свисали вялые плети роз.

- Эти цветы привезла Патриция Эшби, в девичестве Арлингтон, в дар своему супругу и земле, которую надеялась назвать своей. Ей пришлось сложно в новом мире, где не желали соблюдать старые порядки.

Розы покачивались. И редкие цветы выглядели так, будто вот-вот осыплются, однако странное дело, ветер, как ни старался, не сорвал ни одного лепестка.

- Она пыталась принести сюда то, что полагала единственно верным. Но поддержки не нашла, - Ник погладил темный цветок. – И смирилась. Женщинам того времени только и оставалось, что смиряться и проявлять покорность. Она и проявляла. До определенного момента

- К чему это?

- Не зная прошлого, нельзя понять настоящее. Не говоря уже о том, чтобы предсказать будущее. Пожалуй, знай я раньше то, что знаю сейчас, многое сделал бы иначе. Но вам ведь не интересно? Никому не интересно, кроме Уны… это ее и спасло.

- От чего?

- От того, чтобы стать частью игры, - Эшби обвел рукой двор. – Мой отец мог проявлять милосердие. Изредка. Уна напомнила ему сразу двух женщин, которых он безмерно уважал, хотя никогда-то не был знаком ни с одной из них. Что касается  вашего вопроса, то да, я знал, что ребенок не мой… пожалуй, знал с самого начала. Слишком уж легко все далось.

- Все?

Лука, преодолев внутренний протест, опустился  рядом.

Ступеньки? Крепкие. Слегка запыленные. Местами грязные. Но не в них дело. Находиться рядом с Эшби было неприятно. И мизинец опять нервно дернулся, пусть Лука и зажал его в кулаке.