Драконья кровь

С этими словами старик встал, бросил на стол мелкую монету и направился к выходу. Тростью он почти не пользовался, так что со спины и не поверишь, что перед тобой незрячий! Полдюжины секунд – и двери за ним закрылись, оставив Александру размышлять над происшедшем в одиночестве.

* * *

Вопреки предупреждению маэстро, к назначенному времени Александра едва не опоздала. Вышла позже, чем собиралась, дожидаясь возвращения из школы Октавии, попечению которой, после долгих сомнений, решилась наконец поручить Эдуарда. Кто знает, сколько продлится ее отсутствие и что за это время может понадобиться несчастному юноше?!

А потом, на улице, она и вовсе заплутала. В отличие от искусно размеченных орбитальных и атмосферных трасс, городская планировка оказалась путаной и хаотичной. Дома имели номера, но нередко их оказывалось больше одного за раз, да и шли они не подряд, вразнобой. Улица могла начинаться под одним названием, продолжаться под другим, а заканчиваться вновь под прежним. Были улицы вовсе без табличек с названиями, а на перекрестке таких табличек могло оказаться от двух до пяти, пойди разберись, какая к чему относится.

Встреченные же по пути прохожие слыхом не слыхивали ни о мастерской маэстро Цейония, ни о самом слепом художнике. И только лишь стражник, дежуривший на одном из углов, наконец, указал Александре нужный переулок.

Искомый дом, кроме номера на фасаде, ничем не выделялся из ряда себе подобных: серый, пятиэтажный, с облупившейся краской и безыскусным декором. На третий этаж, на котором, согласно адресу на карточке, располагалась мастерская, вела отдельная лестница с покосившимися перилами. Поднявшись по ней, Александра попала в длинный коридор с глухой правой стеной и рядом дверей по левой. Отсчитав третью дверь от входа – никаких отличительных черт та не имела, – виконтесса постучалась и, услышав приглушенное «Входите!», зашла внутрь.

Комната, в которую она попала, была почти что полностью лишена мебели, если не считать пары стоящих в углу мольбертов, зато все ее стены были увешаны картинами. Александра присмотрелась: маэстро Цейония, если, конечно, это он был автором представленных здесь шедевров, никак нельзя было причислить к представителям реалистической школы живописи. На его полотнах смешалось все: реки, скалы, дома и машины смотрелись живыми существами, в то время как люди и животные, наоборот, больше напоминали бездушные камни или механизмы. При всем при этом картины, без сомнения, были талантливы, они притягивали взор, завораживали, хотелось смотреть на них, не отрываясь.

– Вы пунктуальны, перегрина Алекса!

С сожалением отведя глаза от очередного полотна на стене, она оглянулась на голос: маэстро Цейоний стоял в дверях, ведущих в следующую комнату.

– Я старалась, – произнесла виконтесса. – Это ваши картины?

– А чьи же еще? – развел руками старик. – трости в них не было. – Правда, все они написаны уже давно… Вы готовы?

– Да, маэстро Цейоний.

– Что ж, отлично… – старик подошел к одном у из мольбертов, развернул его к себе, закрепил лист бумаги, затем приблизился к Александре. – Вы позволите, перегрина? – его руки коснулись ее лица.

От неожиданности виконтесса дернулась, но тут же заставила себя замереть. Пальцы старика были теплыми и очень подвижными. Они тщательно ощупали ее лоб, волосы, спустились к бровям, провели по носу, ушам, губам… Когда от шеи они соскользнули на грудь, Александра хотела уже было возмутиться бесцеремонностью художника, но слепец как раз завершил свои бесстыдные манипуляции.

– Вам идет туника, перегрина, – проговорил он, медленно отступая. – Но все же, она не для вас. Если не возражаете, я изображу вас в варварском платье.

– Как вам будет угодно, – проговорила Александра. – Вы собирались рассказать мне о человеке, которому известен Путь в Королевство, – напомнила она.

– Так и сделаю, – заверил ее старик. – Только еще одно. Хочу предупредить, перегрина, мои портреты… Они не совсем обычны.

– Я уже поняла, – сказала виконтесса, имея в виду картины на стенах.

– Нет, дело не в этом, – верно угадал ее мысль художник. – Эти полотна – ребячество, забава молодых лет. Хотя и среди них, конечно, есть пара удачных. Особенно одно, единственное, что писалось с натуры… Но о нем – позже, если пожелаете. Сейчас же речь о моих карандашных рисунках. Видите ли, перегрина, я рисую не тело, делать так, было бы вестись на обман, а я в мои годы уже не могу себе этого позволить. Поэтому я рисую душу человека. Так, как я ее вижу. Поэтому заранее предупреждаю, – не удивляйтесь, увидев результат. Возможно, он заставит вас задуматься о чем-либо.

– Хорошо, – нетерпеливо кивнула Александра. – Приступайте, маэстро. К рисунку и к рассказу.