– Думаю, я тоже останусь,– произнес он с достоинством, невероятным для человека, ведущего отчаянную борьбу с мебелью.
Бонд засмеялся снова.
– Я думаю, наш принц слишком долго пробыл на севере.
Зиерн сморщила носик, словно нашла шутку весьма сомнительной.
– Погуляй пока, Бонд. Мне еще нужно поговорить с королем. Я скоро вернусь.– Она подобрала шлейф и двинулась к бронзовым дверям королевской приемной; опалы вспыхивали на ее вуали, как роса на цветке, когда она входила в полосы света из окон. Стоило ей поравняться с группой гномов, как старый Дромар снова встал и двинулся к ней, явно принуждая себя к неприятной, но необходимой встрече. Но Зиерн лишь отвела взгляд и ускорила шаги. Теперь, чтобы догнать ее, старику пришлось бы бежать, уморительно семеня короткими кривыми ножками. Он не сделал этого и остался стоять, глядя вслед колдунье полными ненависти янтарно-бледными глазами.
– Не понимаю,– говорил Гарет – много позже, когда они прокладывали путь в узких переулках многолюдных портовых кварталов.– Она сказала: отец сердится… Да, но он же знал, кого я привел! И он не мог не знать о нападении дракона на обоз.– – Чтобы не столкнуться с тремя моряками, вывалившимися из дверей таверны, ему пришлось перепрыгнуть через пахнущую рыбой слизь сточной канавы, едва не запутавшись в собственном плаще.
Когда распорядитель Бадегамус назвал в опустевшей галерее имя последнего просителя, с которым сегодня пожелал говорить король, Джон и Дженни увели расстроенного и рассерженного Гарета к себе – в покои, отведенные им в дальнем крыле дворца. Они принялись освобождаться от нелепых официальных мантий, и тут Джон объявил о своем намерении идти в город и встретиться там с гномами.
– С гномами?– удивленно переспросил Гарет.
– Ну, если это никому не приходило в голову, то мне пришло. Раз уж я собираюсь драться с драконом, то должен же я хотя бы узнать план этих самых подземелий.– С поразительной ловкостью Джон выпутался из перекрещивающихся крыльев своей мантии, и его голова вынырнула из двустороннего атласа, взъерошенная, как куст сорной травы.– И раз уж мне не удалось поговорить с ними при дворе…
– Но они же заговорщики!– запротестовал Гарет. Умолк, ища, куда положить пригоршню старомодных цепей и колец, но стол был завален книгами, гарпунами и содержимым лекарской сумки Дженни.– Заговорить с ними при дворе – самоубийство! И потом, не собираешься же ты драться в самой Бездне! Я полагал…– Гарет осекся, чуть было не добавив, что в балладах дракона положено поражать перед его логовом, но уж никак не в самом логове.
– Если я встречусь с ним на открытом месте, он поднимется в воздух – и мне конец,– возразил Джон, как будто они обсуждали партию в триктрак.– Заговорщики они, не заговорщики – я знаю одно: пока дракон в Бездне – добра не жди. Остальное – не мое дело. Так ты проведешь нас, или придется выспрашивать у прохожих, где тут найти гномов?
К удивлению Дженни и, может быть, немножко и к собственному, Гарет согласился быть их проводником.
– Расскажи мне про Зиерн, Гар,– сказала Дженни, засовывая на ходу руки поглубже в карманы своей куртки.– Кто она? Кто ее учитель? К какой она школе относится?
– Учитель?– Гарет явно никогда не думал о таких вещах.– Школа?
– Если она владеет магией, то должна была у кого-то учиться.– Дженни взглянула снизу вверх на юношу, пока они делали крюк, обходя гогочущих прохожих, окруживших пару уличных фокусников. Позади них на площади с фонтаном темнокожий толстяк южного типа установил вафельную печь, и зычные его зазывания разносились вместе с клубами дыма в сыром туманном воздухе.
– Существуют десять или двенадцать школ магии, и называются они по именам основателей. Вообще-то их было больше, но некоторые школы пришли в упадок и исчезли. Мой наставник Каэрдин, а следовательно и я как его ученица, или его учитель Спэт, или другие ученики Спэта, – все это школа Херна. Достаточно сказать: я принадлежу к школе Херна – и любому колдуну уже ясно, какова твоя власть, твои возможности, какого рода заклинания ты применяешь…
– В самом деле?– Гарет был заинтригован.– Я даже и не подозревал о таком. Я всегда думал, что магия – это… что-то врожденное.
– Разумеется, врожденное,– сказала Дженни.– Но без надлежащего обучения дар просто не разовьется. Нужно долгое время, нужны усилия…– Она замолчала, горько улыбнулась.– За все приходится платить,– продолжила она момент спустя.– Власть сама собой не дается…
Говорить об этом было трудно, и не только из-за сознания ничтожности твоей собственной власти, но еще и из-за того, что многое здесь показалось бы непонятным тому, кто никогда не имел дела с магией. За всю свою жизнь Дженни встретила одного– единственного человека, способного понять ее, и этот единственный стоял сейчас возле вафельной печи, и пледы его были припорошены сахарной пудрой.