Драконья справедливость

«И ведь вовсе не от избытка радушия, – лениво подумал Лайам. – Тут нечто другое. Он чего-то от меня хочет». Желудок его отяжелел от обильной еды, голова кружилась от выпитого вина. «Он ведь все еще полагает, что нас с герцогом водой не разлить». Чего именно может хотеть от него эдил, Лайам сообразить не мог, но мысль эта почему-то его забавляла. Пусть себе хочет, кому от этого плохо? Приятное опьянение не давало ему воспринимать окружающее всерьез.

Как бы там ни было, Куспиниан в этот вечер ни о чем говорить с ним не стал. Когда опорто допили, он пожелал всем сотрапезникам хорошего сна и откланялся. Эласко ушел вместе с ним. Госпожа председательница, взяв со стола свечу, также покинула трапезную. Оставшись наедине с Проуном, Лайам вдруг вспомнил об их недавней размолвке и помрачнел. Толстый квестор, видимо вспомнив о том же, надул щеки. Шагая бок о бок к своей комнате, мужчины хранили ледяное молчание.

Там уже был затоплен камин. Лайам мысленно выбранился – он не любил духоту – и обратился к Фануилу.

«Ты видел когда-нибудь такой дурацкий колпак? Проун как раз натягивал на голову ночную шапочку с кисточкой. – Держу пари, за ночь у него все мозги вместе с потом вытекут на подушку!»

«Да, мастер».

Лайам, кряхтя, стащил с ног сапоги, потом разделся и остался в исподнем.

«А что ты думаешь об эдиле?»

«Он странно себя ведет».

«Ему что-то от меня надо».

«Может, стоит ему объяснить, что ты с герцогом вовсе не дружишь?»

Лайам забрался в постель, натянув на себя самое тонкое одеяло.

«Пусть все идет, как идет. – Его вдруг одолела зевота. – За книгой приглядываешь?»

«Да, мастер».

«Разбуди меня пораньше».

Он успел услышать, как Проун задувает свечу, но то, с какими стонами толстый квестор устраивается на своей половине кровати, до его сознания уже не дошло.

Сон Лайама был ярок – сказывалось влияние хмеля. Он плыл куда-то на фрипортском корабле, испытывая самые приятные ощущения. Стояла прекрасная погода, в корму задувал западный ветерок, однако на судне не имелось команды. Лайаму приходилось бегать от мачт к рулю и обратно. Он подтягивал паруса и крутил штурвальное колесо, нисколько, впрочем, не уставая, правда, не успевая при этом выполнить и половины нужной работы.

Потом появилась команда, и он замер у борта, глядя на горизонт, затем ракурс сменился, и Лайам стал любоваться летящим над волнами судном со стороны.

Наконец от корабля отделилась какая-то точка, она все росла и росла, пока не превратилась в дракона.

«Мастер, проснись!»

Подавив стон, Лайам заставил себя подняться с постели. Склонившись над тазиком для умывания, он промыл глаза и немного взбодрился. О боги, ну почему ночи так коротки? Или это Фануил что-то напутал? Небо за окном было все еще темным, и комната освещалась лишь слабыми отблесками, идущими от догорающих в камине поленьев.

«А ты уверен, что ночь миновала?»

«Вчера ты проснулся в это же время», – ответил Фануил из угла.

Нет, похмелье его не мучило, просто он недоспал, ох как недоспал – ему очень хотелось забраться обратно в кровать и угнездиться там еще на часок, пусть даже под самым боком у этого толстого борова. Кисло скривившись, Лайам покосился на спящего Проуна и потянулся.

«Терпение. Что тебе за дело до жалкой личности, слишком многое о себе возомнившей? Пусть спит подольше – спящие не вредят».

С этой мыслью он стал одеваться.

9

Трапезная была в полном распоряжении Лайама – еще никто из судейских не спускался сюда, а три служаночки, накрывавшие стол, вежливо присели в поклоне и тут же исчезли. После краткого обследования буфета он сел на свое обычное место с тарелкой овсяной каши, приправленной медом.

«Дело прежде всего». Потирая виски, Лайам прикрыл глаза и стал погружать себя в транс. Поначалу давалось ему это плохо, но в конце концов плечи его поникли, дыхание замедлилось, а в пустоте перед мысленным взором возникла серебристая нить, подобная корабельному линю, покрытому рассветной росой. Он всю ночь провозился во сне со снастями, а потому морской узел на нити образовался легко. Довольный собой, Лайам вернулся в реальность. Хорошего понемножку, маленький уродец может обидеться, но ему какое-то время не удастся читать мысли хозяина. У него сейчас имеется более важное дело – охрана.

«Демонологию» нельзя оставлять без присмотра. Она еще пригодится, еще покажет себя, пусть даже дело «смешливого чародея» закрыто. Лайам смирился с решением госпожи Саффиан, но мысли его продолжали вертеться вокруг «нужного человека».