Когда Лайам стал наконец понимать, в чем, собственно, дело, свеча его, стоявшая на полу, на две трети уменьшилась в росте. Итак, рыбацкий поселок Хоунес, расположенный на земле графа Райса, урожденного Гальбы, в течение трех месяцев недосчитался троих ребятишек. Исчезли две девочки и один мальчик. В отчете не говорилось, были ли обнаружены их тела, однако в ближайшей к поселку пещере нашли рубашку одной из девочек и ножик мальчишки. И рубашка, и ножик были в крови, а на полу пещеры виднелся «рисунок квадратного круга», начертанный голубым мелком.
«Стало быть, книгу мы попридержим», – подумал Лайам.
«Попридержим», – кивнул Фануил.
Остальное скрывалось в тумане. Намекалось, что пещера является вроде бы склепом, но чьим – непонятно. «Тела усопших не потревожены» – и весь разговор. Упоминались также ключи от пещеры, один из которых принадлежал местному жрецу Котенару, а другой – матушке Аспатрии, дипенмурской искательнице теней. Возможно, именно они и подозревались в убийствах детей, а возможно, и нет, и это Лайама так разозлило, что он выругался – площадно и вслух.
– Что не так с этим отчетом? – спросил он Фануила.
«Похоже, его составляли частями – в разные дни».
– В разные годы! – прорычал Лайам свирепо. Уродец был прав: текст бессвязен, с прорехами, перескакивает с темы на тему, перенасыщен ссылками на обстоятельства, описаний каковых не содержит, – сущее мучение такое читать. Даже почерк невероятно неряшлив. Куспиниан по сравнению с автором этого документа – изысканный каллиграф.
Кто совершил преступление – жрец или ведьма? Есть ли против них другие улики – кроме каких-то ключей? А не могли эти ключи иметься у кого-то еще? Ответ скрывался в тумане.
«И как, черт побери, можно „замкнуть пещеру“? – спросил Лайам у Фануила, швыряя отчет на пол и откидываясь на постель. – Подумать только! История затрагивает жреца и ведьму, состоящую на герцогской службе, а изложена так, словно речь идет о краже столовой ложки!»
«Возможно, в Дипенмуре, на месте, эдил Грациан нам толково все объяснит».
«У меня зарождается подозрение, что эдил Грациан просто олух».
Свеча почти догорела и заморгала, но горящий фитиль, не сдаваясь, продолжал плавать в лужице воска.
– Потуши ее, хорошо? И разбуди меня завтра пораньше. Я хочу поговорить с госпожой Саффиан.
Фануил слез с кровати и потащился к свече. Его громадная тень заплясала на потолочных балках. Уродец постоял возле моргающего огонька, склонив голову набок, затем резко взмахнул крыльями.
Пламя угасло.
Он стоял в знакомом подвале и смотрел в водосборник. С низкого потолка в вонючую лужицу падали капли – большие, черные, извивающиеся, словно пиявки, одна за другой, одна за другой.
«Вставай», – слышалось после каждого всплеска.
Кап. «Вставай». Кан. «Вставай». Кап. «Вставай».
Он проснулся под монотонный шелест дождя. В комнате было черно, как в яме.
– Эй, приятель, а ты не знаешь ли заклинаньица, способного зажигать свечи?
Через мгновение комната осветилась.
«Это совсем ненадолго. Воска почти что нет».
Лайам быстро оделся и даже собрал сумку, но выйти из помещения не успел. Искать дверь ему пришлось уже ощупью. Клерки и слуги сидели вокруг большого стола, словно никуда и не уходили. Квестора встречали улыбками, спрашивали, как он провел ночь.
– Чудесно, – сказал Лайам и сел около Иоврама. Спину его, памятую узлами веревок, ощутимо поламывало, но он все-таки улыбнулся. – Госпожа председательница еще не спускалась?
Служанка поставила перед ним деревянное блюдо с ветчиной, сыром и хлебом.
– Она завтракает в своей комнате, господин.
– И скоро спустится, – пообещал ему Иоврам. – Нам еще ехать и ехать.
Лайам, сооружая себе сэндвич, кивнул. Желание говорить с госпожой Саффиан у него, в общем, пропало. Вряд ли она что-нибудь ему объяснит. Он чувствовал, что его клонит в сон, потом вспомнил, что забыл причесаться. «Ничего, малость проедусь по дождичку, и все будет в порядке!» Мысль не добавила бодрости. Стекло единственного окна, темневшего в дальней стене помещения, заливали потоки воды.
Клерки и слуги, сидевшие за столом, выглядели не лучше его, и это служило Лайаму утешением, пока в общий зал не спустился Проун – свежевыбритый, нарядный, умытый. Как-то все же сумел устроиться человек!
«И тебе не мешало бы вовремя подсуетиться, – выругал Лайам себя, потом успокоил: – Но все равно ведь сейчас все перемажемся, разве не так?»
Он дожевал сэндвич, подхватил Фануила и направился к выходу, не глядя на толстого квестора, который нудно втолковывал своему малому, в какой очередности следует складывать вещи в сундук.
Выйдя за дверь, Лайам устроил дракончика под навесом, а сам шагнул в дождь. Холодная вода смыла остатки сна и пригладила волосы. Он снова шагнул под навес, встряхнулся и обнаружил рядом своего мальчугана, держащего в руках его плащ.
– Накиньте-ка, квестор. Он совершенно сухой.
Он набросил плащ поверх мокрой туники и улыбнулся.
Двери постоялого двора распахнулась, выпуская наружу слуг, которые, ежась, побежали к конюшне.
– Сумки нести?