Драконья справедливость

– И распрекрасно, квестор, и распрекрасно, – пробормотал Торквато, останавливаясь перед дверью, совершенно неотличимой от десятка других, мимо которых они только что шли. – Вот ваши апартаменты. Спальня, гостиная, ванная – воду сейчас принесут. Если желаете, я могу прислать брадобрея. – Сумки Лайама уже лежали возле кровати.

Лайам виновато поскреб подбородок. Щетина была внушительной – он не брился от Кроссрод-Фэ.

– Благодарю. Я сам с этим справлюсь.

– Отлично. А вашему спутнику что-нибудь нужно? – Мажордом глянул на Фануила, сидевшего у Лайама на плече, и выжидательно улыбнулся, словно счастье всей его жизни заключалось в обслуживании крылатых рептилий.

– Нет, благодарю.

– Как пожелаете, квестор, как пожелаете. Его высочество ожидает вас к ужину. За вами придут. – Торквато откланялся. Лайам осмотрел спальню, помял кулаками матрас, заглянул в остальные комнаты.

– Неплохо, – сказал он в пространство, припомнив бесчисленные каморки постоялых дворов. – Очень даже неплохо.

Пришли слуги, наполнили горячей водой ванну, распаковали сумки, затем горничная разложила в гардеробном шкафу одежду гостя и унесла грязное платье в стирку. Фануил сидел на хозяйской ташке, охраняя «Демонологию». Если слуги и пялились на него, то украдкой. Скорее всего, вездесущий Торквато успел их предупредить.

Когда прислуга ушла, Лайам побрился, быстро вымылся и одел свой любимый костюм – зеленую с белым кантом тунику и брюки салатного цвета. Потом он уютно устроился в кабинетике у небольшого письменного стола. Фануил вытянулся на подлокотнике кресла, и они вдвоем принялись за работу, которая, собственно, состояла в просмотре бумаг.

Лайам решил всерьез взяться за рядовые дела, но, прочитав три первых отчета, вынужден был признать, что браться там особенно не за что. Некий рыбак попросил колдуна сделать его сеть поуловистее, денежки он выложил, но улов больше не стал. Некая мещанка обвинялась в торговле любовными зельями, другая не так глянула на невестку, и та стала бесплодной. «Это только три дела, – зевнул Лайам и, ущипнув себя за нос, вздохнул. – А ведь осталось еще шесть. Я умираю от скуки».

«Зато все изложено очень толково», – заявил Фануил. Лайам отмахнулся.

«Да, как бы не так!» Он перемешал бумаги, лежащие перед ним, затем наугад выхватил из груды листок – под руку вновь подвернулось дело о сглазе невестки – и вгляделся в него повнимательнее. Действительно, и доводы потерпевшей, и возражения обвиняемой были изложены грамотно, кратко и в доходчивой форме. В конце отчета даже указывалось, на что следует обратить внимание дознавателю, а также перечислялись имена людей, которых, по мнению автора, стоило опросить.

Лайам всмотрелся в другие бумаги и нашел в них все ту же ясность, которой так не хватало отчету о пропаже детишек. Он запрокинул голову и уставился в потолок. Дурак поймет, что документы, имеющиеся у Лайама, составлял один человек, а отчет, который забрал Проун, – другой. Нетрудно даже вычислить их обоих. Делом об убийстве детишек, как наиболее важным, наверняка занимался сам Грациан, а делишки помельче он спихнул своему квестору. Лайам представил, как долго корпел долговязый эдил над бумагой, с трудом составляя фразы и подбирая слова. Он почти пожалел, что из-под пера его вышла такая белиберда. Она вполне способна была перечеркнуть чувство симпатии, уже возникающее в нем к этому человеку.

Явился слуга, чтобы проводить важного гостя на ужин, и Лайам следом за ним углубился в недра старинного здания. Они прошли через скрипторий, где даже в такой поздний час все еще работали клерки, и попали в огромный зал, в котором не было ничего, кроме четырех, гигантской величины гобеленов с изображениями четырех городов Южного Тира. Лайам сразу же узнал Саузварк и остановился, чтобы рассмотреть остальные ковры, однако слуга, уже отворивший дверь в дальнем конце помещения, деликатно покашлял в кулак. Лайам встрепенулся и поспешил нагнать своего провожатого.

Трапезную его высочества отапливал огромный камин, он же являлся в ней и единственным источником света. Стол был накрыт богато – в отблесках пламени посверкали серебро и хрусталь, – но без излишней помпезности, присущей застольям Куспиниана. Все здесь дышало стариной – и тяжелая мебель, и черное дерево массивной столешницы, и сажа, глубоко въевшаяся в камни камина, и даже кресло под Лайамом, когда он в него опустился, скрипнуло как-то по-стариковски. В углах залы таились тени, никогда оттуда не изгонявшиеся. Любая из этих теней была ровесницей замка.

Ему пришлось потревожить свое кресло еще раз, когда вдова надумала представить своего нового помощника графу Райсу и квестору дипенмурского эдила Тассо. Лайам привстал и поклонился, граф ответил грациозным взмахом руки и снова вернулся к разговору с госпожой Саффиан.