Драконья тень

– Моя единственная любовь, – выдохнула Королева Демонов, и ее рот, похожий на темный кровавый рубин, нашел губы Джона, очертил их, потом его нос и овальный шрам у него на горле. – Мой слуга и моя любовь. – Ее ладонь скользнула по его руке, по бокам; ее кожа под его ответной лаской была бледно-розовой, как в сердцевине лилий, безупречной, как у юной девушки, и пахла душистыми оливками и жасмином. Волосы ее были беспорядочным океаном траурно-черного шелка.

Дженни осознала, что выглядела она как Кахиера Ночная Птица.

Тело ее лежало на Джоновом в пещере, окутанной алым, как тлеющие угли, бархатом и огнем свечей, и извивалось, как у змеи. Дженни попыталась закрыть глаза, отвести взгляд. Ее обняли теплые руки и голос Амайона выдохнул ей на ухо, Я вынужден был показать тебе это, дорогая. Ради твоего собственного блага я вынужден был показать тебе это. Он отвернулся от тебя, сейчас он входит в ее королевство.

Ты лжешь. Дженни попыталась вызвать в памяти образ Джона, который умирал под дождем, пронзенный копьем Яна. Она не могла. Этого никогда не было, и эту ложь никогда не произносили.

Ты лжешь.

Но ее тело болело от воспоминания о пылающем удовольствии Амайона внутри нее, о золотом великолепии господства и власти. Она боролась за то, чтобы проснуться, но тонула в воспоминаниях о других объятьях, восхитительных и унизительных, а за ними слышала голос Амайона, зовущий ее по имени. Зовущий из белой ракушки, в которой был заключен, так же, как ее собственное сердце было заключено в треснувшем самоцвете в серебряном флаконе Карадока.

Я еще могу вернуться к тебе. Я все еще могу любить тебя, как он никогда не любил. Как он мог любить тебя, он, который никогда не понимал?

– Милая? – голос Джона мягко проник в лабиринт этого сна. – Милая?

Она проснулась со слезами на лице и отчаянным стремлением узнать, где именно хранится белая ракушка Амайона. Джон нагнулся над ней. И ее первой мыслью, которую она торопливо оттолкнула, была ярость, что Джон здесь, чтобы удержать ее от поисков.

Его палец легко коснулся ее лица. – Ты плачешь.

Я плачу, потому что ты лежишь с Королевой Демонов.

Но это был ее сон, не его. Может быть, не его. Или она не могла доказать, что его.

Она прерывисто вздохнула и вытерла лицо, которое и в самом деле было в слезах. Джон зажег лампу рядом с его узкой кроватью, но за массивным зарешеченным квадратом окна в комнате – его еще не содержали под замком – уже тлел серый рассвет. – Я начинаю понимать, почему иметь дело с любыми демонами – всегда дурно, – сказала она. – Они не оставляют тебя в одиночестве. Ни во сне, ни когда проснешься, ни в смерти.

Его челюсти сжались, и она увидела овальный шрам в том месте, где его оставила Королева Демонов. Прошлой ночью, когда он заснул, она отдернула одеяло, и ей показалось, что на его теле были отметины – едва видимые серебристые следы, которые исчезли, когда она склонилась пониже, чтобы рассмотреть. Отметины Королевы от занятий любовью. Знаки обладания.

– Мы с этим справимся. – Он обхватил ладонями ее лицо.

Но в душе она подумала – или, возможно, Амайон нашептал ей, (иногда невозможно было сказать) – Они только выжидают, пока ты уйдешь, чтобы достать кислоту или топор.

– Снаружи мисс Мэб, – тихо сказал Джон. – Она говорит, что просит прощения за то, что так рано, но она получила сообщение, призывающее ее вернуться в Бездну.

Дженни натянула через голову широкую мантию и выпрямилась, когда колдунья-карлица вошла внутрь вслед за слугой. Слуга внес поднос с хлебцами-плетенками, медом, топлеными сливками и яблоками. – Эй, парни, вы там в порядке? – Джон высунул голову в дверь, обращаясь к стражникам на галерее. – Вообще-то, Поликарпу, по меньшей мере, стоило бы послать вам то, что получаю я, – добавил он, изучая чаши с овсянкой, что стояли перед ними. Он зашел к себе и взял с подноса пару яблок.

– Нет, спасибо, сэр, – сказал один из солдат, настороженно изучая фрукт.

Джон на минуту остановился, держа яблоко в руке; Дженни увидела, как изменилось выражение его глаз.

Вызывающий демона. Пособник Исчадий. Забредший в Ад.

– Ну ладно, – сказал он. И добавил: – Я, знаешь ли, еще не стал их слугой.

– Да, сэр, – сказал мужчина бесстрастно.

Джон бесшумно вернулся в комнату и надкусил яблоко сам.

Мисс Мэб открыла голубую каменную шкатулку. В ней находился белый порошок, которого она коснулась пальцем, смоченным слюной, и привычным жестом нанесла его на запястья, веки и язык Дженни. – Насколько хорошо это действует, я не знаю, – сказала карлица, отбрасывая назад волосы Дженни и вглядываясь в ее глаза. – Твое сердце все еще в плену драгоценного талисмана, и возможно, ничто не исцелит тебя, пока оно не будет свободно.