Драконий берег

Ветер третий день держался с севера. Несильный, но пронизывающий, он имел дурную привычку выдувать и те крохи тепла, которые кое-как удавалось сохранить.

Томас поежился.

Но решительно зашагал вверх по тропе. Он не промолвил ни звука, даже когда мы выбрались на гребень и ветер, разыгравшись, лягнул его в грудь. Я привычно пригнулась, а вот его развернуло, почти опрокинуло. Но ничего, только пончо поправил.

Выше. И быстрее.

Солнце уже тянулось к морю, отражаясь в нем лужей расплавленного золота. От краев ее расползалась белизна, прикрывая и уродливые скалы, и мертвый остов корабля, стоявшего здесь столько, сколько себя помню. Эта белизна прятала волны, и море казалось спокойным. Мирным даже.

А вот ветер швырнул в лицо горсть колючего снега.

– А здесь… бодрит, – Томас остановился, чтобы оглядеться. И вид у него был… да как у любого новичка. Я, когда впервые забралась на тропу, тоже стояла, рот разинув, не способная справиться с окружавшим меня великолепием.

Скалы гляделись черными.

А море – белым. И золотым.

Солнце в небе – крошечным и низким, руку подыми и сорвешь, сунешь диковинный этот плод в корзину.

– Мне казалось, что драконы не любят холода.

– Это смотря какие. – Ветер трогал мои волосы и щекотал шею хвостами косынки. – Флоридский болотный, тот да, холод переносит плохо, а наши, наоборот, в той жаре не выживут. Здесь им самое раздолье. Смотри…

Я видела темную искру на белизне моря. Она скользила, приближаясь, становясь все больше и больше, превращаясь из искры в змеиную тень. А та, поднявшись выше, распахнула крылья. И вот уже по-над морем прокатился рев.

– Лютый, – я двинулась по тропе, придерживаясь за ветки кустарника. Тот рос плотно, почти наползая на эту самую треклятую тропу. А она вилась по краю обрыва. И камни привычно скользили вниз, растворяясь в темноте. – Ты тут осторожно. И под ноги посматривай. Ветер северный, значит, где-нибудь да наледь будет…

Он шел, стараясь не показывать страха.

А я знала, что ему страшно. И удивительное дело, это понимание доставляло мне радость. Мстительную такую, гаденькую по сути своей, но все же радость.

…Билли однажды сунулся. И не смог.

Остановился где-то там, еще в начале, где тропа не подбиралась к самому обрыву. Сказал что-то вроде, что ему на хрен не упали мои драконы. И ушел.

А этот…

Лютый заревел вновь, поднимая стаю. И тени закружили, заплясали, выстраиваясь в хоровод. А я остановилась, позволяя Томасу перевести дух.

– Вот там, видишь, с широкими крыльями? Матушка Фло, старейшая самка в прайде. А рядом две поуже. Динь и Дон, сестрички, молодые совсем, пять лет только, но ранние… думаю, зимой поднимутся на крыло.

– А разве они…

– Летать они учатся рано. Но я о том, что в гон пойдут. А там, если повезет, и гнезда поставят. Рядом с ними Графит. И Янтарь. Янтарь уже довольно стар, но до сих пор пары не нашел. У драконов с этим сложно. Никто так и не понял, как они выбирают, но Янтарь явно нацелился на Динь. И ревнивый. Всех от нее отгоняет, даже Лютого.

– А тот…

Томас старательно не смотрел под ноги. И это правильно. Скала, конечно, крепкая, и тропа достаточно широка, особенно когда привыкнешь к этому, но все же нервы стоит беречь.

– Он старший в прайде. Сын Изумруда. И пару нашел еще до моего рождения. Ну что, подойдешь ближе?

– Еще ближе?

Кажется, эта затея больше не казалась Томасу столь уж привлекательной. Но он мотнул головой, словно убеждая себя, и сделал шаг.

Тропа отползла от обрыва.

Сквозь заросли дикого терна, который здесь рос низким, но удивительно цепким, мы пробрались почти без потерь. На ветвях блестел иней, стало быть, к ночи снег выпадет. И надо будет проверить стариков, потому как теплые источники остаются теплыми, но на перемену погоды у них кости болеть начинают, отчего характер становится просто отвратительным.

Я вывела Томаса к малому гнездовью и, сунув два пальца в рот, свистнула. Ответом стало всполошенное хлопанье крыльев.

– На, – я запоздало протянула служебный амулет. – Повесь на грудь, а то мало ли… не хватало, чтоб меня за жареного федерала посадили.

Возражать он не стал. Разумно.

Первой добралась Искра. Она неловко сложила крылья, покачнулась, но удержалась, впившись когтями в неровный край утеса. Мелькнул длинный хвост. А змеиная шея протянулась над землей. Из пасти донеслось шипение.

– Тише, девочка, – я присела на корточки и протянула раскрытые руки к самой морде, позволяя обнюхать их. – Свои…

Щелкнули зубы.

У Искры они тонкие и слегка загнутые назад. А язык змеиный, раздвоенный.

– Свои, свои…

И шершавый. Он скользнул по ладони, сдирая кожу, обвил запястье и исчез. Искра заворчала, заклекотала, жалуясь.

Меня затопил поток эмоций. Огорчение: «Под крылом чешется. Тесно в норе. Нельзя летать. Злится. Кто? Лютый. Стережет. Рыбы мало. Принес большую, но лучше самой».

– Конечно, лучше… – я попыталась успокоить ее. Говорить с драконами много проще, чем с людьми.

Они не лукавят. Они не ищут в словах скрытых смыслов. Они не играют с намеками. Они таковы, какие есть.