Драконий берег

– Дела?

– Частью доставили, частью везут. Кровь прибудет сегодня. Если повезет, парня опознаем.

Задумчивый кивок.

И ноготь у рта. Рот у Милдред крупный. Губы пухлые. И яркая помада подчеркивает его.

– А еще… – Лука повернулся к карте.

Спина заныла.

– Обрати внимание – Долькрик. Находится в центре, но при этом статистика пропавших крайне низкая…

Милдред поднималась мягко.

Тягучие движения, плавные, будто она перетекает из одной позы в другую. И запах ее духов заполняет кабинет. От этого запаха становится некуда бежать. И Лука чувствует себя жертвой.

– Возможно, – она смотрит на карту. И ноздри чуть подрагивают. Глаза блестят. Милдред возбуждена, но не стоит обманываться. Ее влечет не Лука, ее возбуждает грядущая охота. Вот она приоткрыла рот, и язык скользнул по нижней губе. – Возможно, ты прав, он не хочет гадить там, где живет. А возможно, дело в другом.

– В чем?

– Там нет туристов. Там все на виду…

Вот только парнишка, если и вправду это его останки лежат в лаборатории, был родом из этого крошечного городка.

Закрыв за собой дверь кабинета, Милдред прислонилась к стене. Она закрыла глаза. Так и стояла, ощущая спиной и неровность стены, и холод.

Скинула туфли.

Пошевелила пальцами. Ноги ломит все сильнее, и тянет достать из-под стола тапочки, которые Милдред надевала.

Иногда.

Не поймут. Засмеют. А то и хуже. Сожрут. Местные будут рады сожрать. Ее ненавидят, и теперь, следовало бы признать, заслуженно. Но тогда, раньше, когда ее только-только перевели… да у Милдред выхода не было, кроме как маску нацепить.

…Цыпочка какая… известно чья… ага… карьера…

Обиды остались в прошлом. И слезы.

И плакать приходилось другим. До недавнего времени. Но… выходит, не зря. Все не зря. Она проковыляла к стулу, на который фактически упала. Вытянула ноги. Боль змеей переползла со щиколоток в колени, потом поднялась еще выше, вцепилась в левое бедро, а от него – к позвоночнику.

Надо Тедди позвонить. Руки у него золотые. И молчит он в отличие от прочих специалистов. Спину разминает и молчит. Милдред знает, что, возникни у нее желание языком потрепать, Тедди ответит.

Но желания не было.

Она подвинула к себе телефон. Выделенная линия. Знак особого доверия. Черный такой, лоснящийся, с посеребренными рожками, на которых возлежала трубка. Нет.

Отсюда звонить она не станет. Заедет.

Да, определенно, так будет лучше. Пока личность того мальчишки пытаются установить, а Лука – он тоже относится к Милдред с предубеждением, но хоть не считает зарвавшейся бабой, которой давно пора бы укорот дать, – возится с картой, Милдред отправится домой.

Вещи собирать.

И заедет к матери. Приемной. Она усмехнулась собственным мыслям. Паранойя. Это профессиональное, почти заболевание, признаться в наличии которого стоит немалых усилий.

Одно из многих. Одно из…

Охрана проводила ее вежливым пожеланием хорошего вечера и взглядом, в котором читалось простое человеческое пожелание сдохнуть. Нет, ничего личного, просто женщине не место… женщина занимает место, то самое, которое охранник, должно быть, считал своим.

Да…

Ее алый «Шевроле-Бел-Айр» выделялся среди одинаковых черных авто, и в этом вновь же виделся вызов. Мотор взревел, крутанулись колеса, поднимая пыль. Баловство, но иногда Милдред нуждалась в чем-то таком, напрочь лишенном смысла, но позволяющим сбросить пар. Она вдавила педаль газа в пол, и машина рванула.

Четырехлитровый двигатель рокотал, успокаивая. Все будет хорошо. Все будет…

Она кого-то подрезала и, кажется, вновь нарушила правила. Но когда вслед засигналили, Милдред лишь высунула руку в окно и подняла средний палец. Сегодня особенный день.

Чучельник вернулся.

И стало быть, у нее есть шанс…

Она все же заехала домой. В крохотной квартирке, на которую уходила половина зарплаты, воняло дымом. Было пусто и сыровато, а горячая вода отсутствовала. Пришлось спускаться к газовой колонке с четвертаком: Милдред ненавидела мыться холодной водой.

Она кое-как вычесала из волос остатки лака, пригладила торчащие пряди. Сменила костюм на другой, дешевый и более приличествующий девушке. Туфли отправились в шкаф. Новые отличались низким каблуком и изрядной степенью поношенности.

Сумочка.

И сливовый пирог. Купленный в ближайшей кондитерской, он был переставлен в форму, которую Милдред и держала исключительно для этих целей. Что поделать, если тетушка была категорически против магазинной выпечки, а самой Милдред с пирогами возиться было некогда.

Она проверила пистолет. И нож.

И… опять закрыла глаза. Говорить или нет? Или… надо сказать, потому что все равно узнает. Сколько до слива? Неделя? Две? А потом газеты взорвутся. Как же, вернулся Чучельник. Кровавый убийца вновь вышел на охоту.

Надо сказать.

И отправить куда-нибудь на юг, подальше. Если она захочет. Но тетушка точно не захочет, если узнает про Чучельника. А смолчать…

Ее не ждали, но встретили с той вялой радостью, которая дает понять, что в этом доме – ты свой.

– Ты так похорошела, – с последней встречи тетушка, кажется, еще больше поседела.

И похудела. Клетчатое платье висело мешком.